— Эй, аллилуйя. Но послушай-ка меня внимательно, потому что это важно, Сендерс. Не иди сразу, как услышишь, что я начал стрелять. И я не приду сразу, если услышу, что ты начал стрелять. Они могут догадаться, что мы разделились, и я достаточно мудрый для таких трюков. Ты умеешь свистеть?
Энди засовывает в рот два пальца и выдаёт пронзительный свист.
— Хорошо, Сендерс. Чудесно, на самом деле.
— Я научился этому в начальной школе, — он не продолжает своей дальнейшей мысли вслух: «Когда жизнь была более простой».
— Засвистишь только, если увидишь, что ты не справляешься. Тогда я приду. А если услышишь, что свищу я, беги стремглав усиливать мою позицию.
— О'кей.
— Давай курнём за это, Сендерс, что ты на такое скажешь?
Энди поддерживает предложение.
На Чёрной Гряде, на краю сада Маккоя, семнадцать беглецов стоят на фоне чумазого небосклона, словно индейцы в каком-то вестерне Джона Форда[446]. Большинство из них в молчаливом очаровании смотрят на процессию, которая движется по шоссе 119. Они стоят почти за шесть миль оттуда, но размеры толпы не позволяют её не заметить.
Один лишь Расти смотрит на кое-что поближе, и это наполняет его такой радостью, что хоть пой. Серебристый фургон «Одиссей» мчится по дороге Чёрная Гряда. У него перехватывает дыхание, когда тот приближается к выезду из рощи, к лучезарному поясу, который вновь теперь стал невидимым. Ему хватает времени, что бы подумать о том, как ужасно всё может обернуться, если тот, кто там сидит за рулём — а это Линда, предполагает он, — упадёт в обморок и фургон перевернётся, но вот тот уже минул опасную точку. Показалось, его там немножечко повело, однако Расти понимает, что даже это может быть лишь его воображением. Вскоре его семья уже будет здесь.
Они стоят за сто ярдов слева от коробочки, но Джо Макклечи кажется, что он её ощущает: эта лёгкая пульсация, которая отдаётся в его мозгу всякий раз, как вспыхивает пурпурный огонёк. Впрочем, это могут быть просто трюки его собственного ума, но он так не думает.
Барби стоит рядом с ним, обнимая мисс Шамвей. Джо дотрагивается до его плеча и говорит:
— Во всём этом чувствуется что-то плохое, мистер Барбара. Все те люди вместе. Что-то ужасное в этом чувствуется.
— Да, — соглашается Барбара.
— Они смотрят. Кожеголовые. Я их ощущаю.
— Я тоже, — говорит Барбара.
— И я, — говорит Джулия голосом тихим таким, что её едва слышно.
В комнате заседаний в горсовете Большой Джим и Картер Тибодо молча смотрят на телеэкран, где два разных кадра сверху уступают изображению, которое транслируется с уровня земли. Сначала изображение дрожит, как будто вовремя приближения торнадо или сразу после взрыва автомобиля. Они видят небо, гравий и ноги, которые бегут. Кто-то бормочет:
— Давай, поторапливайся.
Голос Вульфа Блицера:
— Прибыл транспорт с видеооборудованием. Они, очевидно, спешат, и, я уверен, где-то через минуту мы… Да. О, царь небесный, вы только посмотрите на это.
Камера панорамирует сотни жителей Честер Милла под Куполом в тот момент, когда они привстают на ноги. Это выглядит так, словно большая толпа паломников вместе встаёт после общей молитвы где-то на открытом воздухе. Тех, что впереди, прижимают к Куполу те, что за ними; Большой Джим видит расплющенные носы, щеки и губы, так, словно граждан прижимают к какой-то стеклянной стене. На миг у него немного дурманится в голове, и он понимает почему: это он впервые смотрит сюда извне. Это впервые им осознается монструозность и вместе с тем реальность этого явления. Впервые он на самом деле пугается.
Едва слышные, приглушённые Куполом, долетают звуки пистолетных выстрелов.
— Мне кажется, я слышу выстрелы из огнестрельного оружия, — говорит Вульф. — Андерсон, вы слышите выстрелы? Что случилось?
Едва слышно, словно через спутниковую телефонную связь с кем-то затерянным в трущобе австралийской пустыни, долетает голос Андерсона Купера.
— Вульф, мы пока ещё не там, но передо мною малый монитор и там что-то похоже на…
— Я уже вижу, — говорит Вульф. — Похоже, что там…
— Это Моррисон, — говорит Картер. — Он всё-таки имеет яйца, нечего и говорить.
— С завтрашнего дня он уволен, — бросает Большой Джим.
Картер смотрит на него, сведя вверх брови:
— За то, что он сказал на собрании вчера?
Большой Джим наставляет на него палец:
— Я знал, что ты соображопый парень.
Сам Генри Моррисон возле Купола не думает о вчерашних сборах, ни о храбрости он не думает, ни об исполнении обязанностей; он думает, что людей сейчас раздавит об Купол, если он что-то не сделает, и срочно. Поэтому он стреляет из пистолета вверх. По его примеру несколько копов — Тодд Вендлештат, Ренс Конрой и Джо Боксёр — делают тоже самое.
Шум (и вопли боли тех людей впереди, которых прижали к Куполу) уступает местом шокирующей тишине, и Генри взывает в мегафон: «РАССРЕДОТАЧИВАЙТЕСЬ! РАССРЕДОТАЧИВАЙТЕСЬ, ЧЕРТ ВАС ПОБЕРИ! МЕСТА ХВАТИТ ВСЕМ, ЕСЛИ ВЫ ПРОСТО РАЗОЙДЁТЕСЬ НА ХЕР ПО СТОРОНАМ!»