Под куполом

Ну да, конечно… если бы она забеременела тринадцатилетней.

— Все уже спят, — сказала Джулия. — Даже Горес. Он в доме вместе с детьми. Они бросали ему ветки, и он их приносил, пока язык у него буквально не начал стелиться по земле. Он думает, что уже умер и попал в рай, я уверена.

— Я тоже старался заснуть. Но не смог.

Он дважды уже почти засыпал и оба раза вновь оказывался в камере, видел перед собой Джуниора Ренни. Первый раз Барби ошибся и, вместо того, чтобы броситься вправо, распластался на топчане, превратившись в идеальную цель. Второй раз Джуниор протянул сквозь решётку невероятную длинную резиновую руку, схватил его и удерживал достаточно долго для того, чтобы лишить жизни. После этого Барби покинул сарай, где легли спать мужчины, и пришёл сюда. Здесь тоже стоял запах комнаты, в которой полгода назад умер пожизненный курильщик, но всё равно воздух здесь был лучше, чем в городе.

— Так мало огней там, внизу, — произнесла она. — Обычной ночью их было бы раз в десять больше, чем сейчас, даже в этом часу. Уличные фонари были бы похожи на двойной ряд жемчужин.

— Зато здесь есть это, — левой рукой Барби обнимал Джулию, и сейчас он показал свободной правой на лучезарный пояс внизу. Если бы не Купол, против которого свечение внезапно обрывалось, она бы признала этот пояс за идеальный круг. А так он был похожим на подкову.

— Конечно. А как вы думаете, почему Кокс не говорил об этом? Они должны были бы его зафиксировать на спутниковых фото. — Она задумалась. — Мне он, по крайней мере, ни словом не проговорился. Может, вам что-то говорил?

— Нет, а должен был бы. Что означает — они его не видят.

— Вы считаете, что Купол… как это? Фильтрует картинку?

— Что-то такое, наверняка. Кокс, новостные телеканалы, весь внешний мир, они этого не видят, потому что им его не нужно видеть. Так мне кажется.

— А Расти прав, как вы думаете? Мы те муравьи, которых подвергают пытке жестокие дети, играясь с линзой? Какая же это разумная раса могла бы позволить своим детям делать такое с другой разумной расой?

— Это мы сами себя считаем умными, а они нас? Мы знаем, что муравьи — это существа, которые имеют собственное сообщество, они строят жилье, создают целые колонии, они замечательные архитекторы. Они настойчиво трудятся, как и мы. Они хоронят своих умерших, как и мы. У них даже происходят межрасовые войны, когда чёрные бьются с рыжими. Все это мы знаем, но не считаем муравьёв умными.

Она теснее прижалась ему под руку, хотя на дворе не было холодно.

— Умные или нет, всё равно это неправильно.

— Согласен. Большинство людей с этим согласятся. Расти понял это ещё в детстве. Но большинство детей не воспринимают мир в координатах морали. Нужны годы, чтобы развить это ощущение. Став взрослыми, большинство из нас забывает свои детские развлечения, такие как сжигание муравьёв лупой или отрывание крылышек мухам. Возможно, их родители когда-то делали так же. То есть если вообще когда-нибудь замечали нас. Когда вы последний раз наклонялись к муравейнику, чтобы его рассмотреть?

— Однако же… если бы мы нашли муравьёв на Марсе или даже микробов, мы бы их не уничтожали. Потому что жизнь во Вселенной — такая бесценная вещь. Боже мой, любая из планет в нашей системе — сплошная пустыня.

Барби подумал, что, если бы спецы НАСА нашли то, что живёт на Марсе, они уничтожили бы это без угрызений совести, только бы положить его под микроскоп и изучать, но не произнёс этого.

— Если бы мы были более продвинутыми научно или духовно, потому что, возможно, именно это нужно, чтобы путешествовать в той бескрайности протянувшейся вокруг нас — мы, вероятно, убедились бы, что жизнь существует везде. Заселённых миров, умных форм жизни там не меньше, чем муравейников на территории этого города.

Не его ли это рука теперь покоится сбоку на выпуклости её груди? Именно так, согласилась с собой она. Давно там не лежала мужская рука, а чувство это действительно было приятным.

— Единственное, в чём я уверен, это то, что существуют и иные миры, кроме тех, которые мы можем увидеть сквозь наши слабенькие телескопы здесь, на Земле. Или даже с помощью «Габбла»[428]. И эти… они… совсем не здесь сейчас, понимаете. Это не вторжение. Они просто смотрят. И еще… наверное… играются.

— Я знаю, как оно, — сказала она. — Когда с тобой играются, как с игрушкой.

Он посмотрел ей в лицо. На поцелуечном расстоянии. Она была не против, чтобы её поцеловали, совсем не против.

— Что вы имеете в виду? Ренни?

— Вы верите, что в жизни человека бывают особые, определяющие моменты? Рубежные моменты, которые как раз и меняют нас?

— Да, — ответил он, думая о том пятне в форме улыбки, пропечатанном его ботинком на ягодице у Абдуллы. Обычная ягодица мужчины, который проживал свою обычную маленькую жизнь. — Абсолютно.

— Со мной это случилось в четвёртом классе. В начальной школе на Мэйн-стрит.

— Расскажите.

— История короткая. Это был самый длинный день в моей жизни, но рассказ займёт совсем мало времени.

Он ждал.