Под куполом

— А если бы даже могла, то наверно не представляла бы, что обрабатывать тебя будет тот, кто утром готовит для тебя стэйк с яичницей. — Барби старался поддерживать шутливый тон, хотя он зашивал и перевязывал здесь беспрерывно с того мгновения, как приехал в больницу имени Катрин Рассел первым рейсом санитарной машины, и уже устал. У него было подозрение, которое в значительной мере было от стресса: он смертельно боялся, чтобы кому-то от его работы не стало хуже вместо улучшения. Такую же тревогу наблюдал он на лицах Джины Буффалино и Гарриэт Бигелоу, но вопреки всему, девушкам было легче, в их головах не тикали часы, запущенные Джимом Ренни.

— Кажется мне, я ещё не скоро смогу съесть стэйк, — сказала Джинни.

Расти сначала вправил ей нос, а потом уже взялся за других пациентов. Барби ему ассистировал, держал её за голову по возможности деликатнее и шептал что-то ободряющее. В её ноздрю Расти заложил тампоны, пропитанные медицинским кокаином. Подождал десять минут, пока анестезия начнёт действовать (за это время он успел наложить повязку на очень растянутое запястье и эластичный бандаж на колено одной толстой женщине), и тогда извлёк тампоны и схватил скальпель. Фельдшер действовал со стоящей восторга скоростью. Прежде чем Барби успел посоветовать Джинни произнести «вилка», Расти скользнул рукояткой скальпеля выше расширителя ноздрей, зафиксировал его и, упёршись в носовую перегородку, использовал, как рычаг.

«Словно автомобильное колесо монтирует», — подумал Барби, слушая, как, хотя и тихо, но явным образом потрескивает, возвращаясь к более или менее нормальной позиции, нос Джинни. Она не кричала, но ногти её продырявили бумагу, которой был застелен осмотровый стол, и слезы ручьями бежали по её щекам.

Теперь она была спокойна — Расти дал ей пару таблеток перкоцета, — но из того её глаза, который не так распух, не переставали литься слезы. Щеки были на вид, как пурпурные пышки. Барби подумал, что она сейчас похожа на Роки Бальбоа после боя с Аполло Кридом[291].

— Смотри на жизнь с яркой стороны, — посоветовал ей Барби.

— А это где-то есть?

— Несомненно. Похоже на то, что мисс Руа не менее месяца будет сидеть только на супе и молочных коктейлях.

— Джорджия? Я слышала, что ей досталось. Сильно?

— Будет жить, но красоту себе вернёт очень нескоро.

— Она никогда не могла претендовать на титул Мисс Яблочный Цветок[292]. — И тогда тише: — Это был её визг?

Барби кивнул. Казалось, что вся больница заполнена только воплями Джорджии.

— Расти вколол ей морфин, но она долго не могла выключиться. У неё организм, как у лошади.

— А мозг аллигатора, — добавила Джинни своим беспомощным голосом. — Я никому бы не пожелала такого, как случилось с ней, но всё равно это к чёрту хороший пример возврата кармы. Сколько я уже здесь? Мои часы разбились к чёрту.

Барби взглянул на свои.

— Сейчас четырнадцать тридцать. И я думаю, ты где-то на пять с половиной часов уже приблизилась к выздоровлению.

Резко крутнувшись, он услышал, как у него хрустнуло в спине, а потом немного попустило. Барби решил, что Том Петти был прав: ожидание — это самая тяжёлая вещь[293]. Он предполагал, что, оказавшись в камере, будет чувствовать себя легче. Если вообще останется живым. Вдруг мозг ему пронзила мысль, что быть застреленным за сопротивление во время ареста — возможно, самый лучший для него выход.

— О чём ты думаешь, что так улыбаешься? — спросила она.

— Ни о чём, — он уже держал в руке пинцет. — А теперь лежи тихо, пока я буду заниматься деликатным делом. Раньше начнём — раньше закончим.

— Мне нужно встать и включиться в работу.

— Если попробуешь, твоё включение моментально завершится падением на пол.

Она обратила внимание на пинцет:

— Ты хорошо знаешь, что собираешься с этим делать?

— Ещё бы. Я когда-то завоевал золотую медаль на Олимпиаде по выниманию стекла.

— У тебя коэффициент болтания ерунды ещё более высокий, чем у моего бывшего мужа, — она уже потихоньку улыбалась.

Барби догадывался, как ей больно, даже с обезболивающим в крови, и ему нравилась её выдержка.

— Ты же не собираешься оказаться тем медиком, который, оказавшись в роли пациента, тут же превращается в тирана? — спросил он её.

— Таким был доктор Гаскелл. Он как-то загнал себе занозу под ноготь большого пальца, а когда Расти предложил ему её вытянуть, Чудотворец сказал, что доверится только специалисту, — рассмеялась она, но тут же вздрогнула и застонала.

— Если тебя это хоть немного утешит, скажу, что коп, который тебя ударил, получил камнем в голову.

— Снова-таки, карма. А он уже на ногах?

— Да.

Мэл Ширлз ещё два часа назад на своих ногах вышел из больницы с перевязанной головой.

Когда Барби наклонился к ней с пинцетом, она инстинктивно отвернула голову. Он возвратил её на место, нажав рукой — очень деликатно — на неё менее распухшую щеку.

— Я понимаю, тебе нужно, — произнесла она. — Просто я, словно ребёнок, когда дело касается глаз.

— Принимая во внимание то, как сильно он тебя ударил, тебе ещё повезло, что стекло застряло вокруг глаз, а не попало в них.