Медичка Джинни Томлинсон также пробирается сквозь толпу. Она пришла сюда сказать девушкам, что они нужны в больнице; появились новые пациенты, и у одного из них серьёзный случай. Это Ванда Крамли с Восточного Честера. Крамли — соседи Эвансов, их усадьбы неподалёку от границы с Моттоном. Придя сегодня утром проверить, как там Джек, Ванда нашла его мёртвым в каких-то двадцати футах от того места, где Купол отрезал руку его жене. Джек лежал распластанный навзничь, рядом с ним бутылка и мозг подсыхает на траве. Ванда с плачем побежала назад к своему дому, зовя по имени мужа, но не успела она туда добраться, как её свалил инфаркт. Венделу Крамли посчастливилось, что он не разбил свой маленький фургончик «Субару» по дороге к госпиталю — он мчался со скоростью 80 миль едва ли не всю дорогу. Сейчас рядом с Вандой дежурит Расти, но Джинни не очень верит, чтобы Ванде — пятьдесят лет, лишний вес, беспрерывно курит всю жизнь — посчастливилось выкарабкаться.
— Девушки, — зовёт она. — Вы нам нужны в больнице.
— Миссис Томлинсон, это они, те самые! — кричит Джина. Она вынуждена кричать, чтобы быть услышанной среди скандирующей толпы. Она показывает пальцем на копов и начинает плакать — отчасти от страха, отчасти от усталости, но главным образом от гнева. — Вот, это они её изнасиловали!
Тут уже и Джинни обращает внимание на лица копов в форме и понимает, что Джина права. Джинни Томлинсон, в отличие от Пайпер Либби, не страдает приступами дикой злости, но она тоже имеет взрывной характер и тут срабатывает ещё один, дополнительный фактор: в отличие от Пайпер, Джинни видела Буши без трусов. Вагина рваная и распухшая. Огромные синяки на бёдрах, которых не было видно, пока не смыли кровь. Очень много крови.
Джинни забывает о том, что девушек ждут в госпитале. Она забывает о том, что надо было бы вытянуть их из этой опасной, шаткой ситуации. Она даже забывает о Ванде Крамли с её инфарктом. Она бросается вперёд, локтем отталкивая кого-то со своего пути (это Брюс Ярдли, кассир, который также приторговывает наркотой, он трясёт кулаком вместе со всем людом), приближаясь к Мэлу с Фрэнки. Оба засмотрелись на всё более и более нависающую толпу и не замечают её приближения.
Джинни поднимает вверх обе руки, на мгновение, становясь похожей на злодея из вестерна, который сдаётся шерифу. А тогда сводит их вместе, давая одновременно подзатыльник обоим копам.
— Сучьи сыны! — кричит она. — Как вы посмели, гребанные падлы? Псы вонючие! Пойдёте в тюрьму за это, на хер вся ваша ба…
Мэл не думает, просто реагирует. Он бьёт её прямо в лицо, ломая ей очки и нос. Она оступается назад, вскрикивает, льётся кровь. Её старомодная медсестринская шапочка освобождается от шпилек, которые её поддерживали, и кувырком летит с её головы. Брюс Ярдли, юный кассир, хочет её подхватить, но промазывает. Джинни ударяется о вереницу магазинных тележек. Они катятся поездом. Она падает на ладони и колени, захлёбываясь воплем от боли и шока. Капли красной крови из её носа — не просто поломанного, а разрушенного — начинают падать на большие жёлтые буквы КО в надписи НЕ ПАРКОВАТЬСЯ.
Толпа на мгновение замирает, ошарашенная, только Джина и Гарриэт бросаются туда, где скорчилась Джинни.
И тогда поднимается голос Лиссы Джеймисон, ясное, чистое сопрано:
— ВЫ СВИНЬИ УБЛЮДОЧНЫЕ!
Тут-то и летит первый камень. Того, кто бросил первый камень, так и не был идентифицирован. Наверное, это было первое преступление, из которого Неряха Сэму Вердро вышел сухим.
Джуниор подбросил его почти до центра города, и Сэм, с видениями танцующего виски в голове, отправился по восточному берегу Престил, чтобы выбрать себе правильный камень. Тот должен был быть большим, но не очень, потому что он тогда не сможет его бросить точно, даже если когда-то — столетие тому назад, как ему казалось иногда, а иногда, словно прошлым вечером — он выступал стартовым питчером «Уайлдкетс» в первом матче турнира штата Мэн. Наконец-то он его нашёл, неподалёку от моста Мира: фунт, или полтора весом и гладенький, словно гусиное яйцо.
— И вот ещё что, — сказал Джуниор, высаживая из машины Неряху Сэма. Это что-то не было идеей Джуниора, но Джуниор не сообщил Сэму об этом, потому что вёл себя не хуже шефа Рендольфа, который приказывал Веттингтон и Моррисону оставаться на своём посту. Иначе было бы неполиткорректно.
— Целься в девку, — такой была последняя установка Джуниора Неряхе Сэму перед расставанием. — Она это заслужила, и не промажь.
Пока Джина с Гарриэт в своих белых униформах наклоняются к обмякшей, плачущей, истекающей кровью старшей медсестре (и внимание всей толпы переключилось тоже туда), Сэм взмывает вверх, как он это делал когда-то давно, в 1970-м, бросает и впервые за последние сорок лет попадает именно туда, куда хотел.