Под крылом дракона

– Нет. С давних времен у императора Феррии существует ведомство, которое хранит эти предметы. И выдает их далеко не каждому, а только тому, кто может и достоин принять эту силу, кто не соблазнится её количеством и использует во благо. Это – та же работа над собой, которую совершаем мы для овладения другими стихиями! Теперь же, Эвелирис, ответ на твой второй вопрос. Почему среди феррийцев есть и вовсе не обладающей магией живущие, которых называют фролями. Магия, как проявление Создателя, не может творить зло – таков закон использования светлых стихий. Если волшебник преступал этот закон, его ребенок мог родиться без возможности творить магию – она будет в нем присутствовать, но никогда не сможет получить выход. Как вы наверняка помните из истории, число фролей росло вместе с увеличением чародейской расы в целом. Через несколько столетий они пожелали отделиться и основать собственное государство, чтобы не чувствовать свое бессилие рядом с волшебниками. Их желание было исполнено, и очень скоро они стали определяться остальными народами как отдельная раса, которую все вы знаете под именем людей. Однако до сих пор в семьях феррийцев нечасто, но рождаются дети, не имеющие в себе выхода магии. Судьбы их различны – кто-то уходит к людям, кто-то остается жить среди своих соотечествеников. Тебя удовлетворил мой ответ, Эвелирис?

…Эвелирис тряхнула головой и оглядела комнату Ксиона. В ярком солнечном свете, вдруг одевшем всё помещение, не сразу можно было разглядеть сидящих за столом эльфов.

– Эвель, ты с нами? – поинтересовалась Сенеренталь, аккуратно опуская вилку слева от тарелки.

– Да, конечно. Просто кое-что вспомнилось! А о чем вы говорили?

Сенеренталь и Ксион переглянулись и засмеялись. Олоримэ позволила себе улыбку. Даже разговаривая с друзьями, девушка не изменяла своей привычке держаться так, словно она была на королевском приеме.

– Вспоминали про то, что скоро у императорского дома Феррии три тысячи лет со дня коронации первого волшебника рода Дигери. Предполагали, что за празднества будут у них на этот юбилей, – ответила она.

Эвелирис придвинулась к столу, присоединяясь к разговору.

– Отец рассказывал, как он был на торжестве в честь две тысячи девятьсот девяностой годовщины, – произнесла тем временем Сенеренталь. – Ведь отмечают они каждые десять лет… Но мне кажется, что для такой даты они приготовят что-то особенное!

Солнце прошло через всю комнату и теперь поднималось выше и выше, уже не попадая прямо в окно. Створки были раскрыты, и с улицы доносилось громкое пение птиц. Эвелирис переводила взгляд с Сенери на Ксиона и Олоримэ и чувствовала себя абсолютно счастливой.

***

Олоримэ осторожно отвела толстую ветвь старого дуба и вышла на поляну. Оглядевшись, она расправила плечи и задела правым крылом с интересом наблюдавшую за ней белку. Животные в лесах Танмере вели себя как ручные, но только с эльфами; представителей других рас они пугались и прятались.

– Прости, – вздохнула эльфийка на возмущенный беличий писк и вопросила в темные кусты за спиной. – Вы идёте?

Позавтракав у Старленов, эльфы решили совершить прогулку по окрестностям Гиджиля и, когда солнце поднялось довольно высоко, вышли из поселения. Они ходили по лесу до самого вечера, а когда начало темнеть, повернули назад.

– Здесь мы расстанемся, – произнесла Сенеренталь, оглядывая поляну. – Я пойду домой. Сегодня отец возвращается из столицы.

Дом Старленов был в другой стороне, а Эвелирис ещё не собиралась оставлять кхэлина, поэтому дальше Сенеренталь должна была идти одна. Попрощавшись со всеми, она раскрыла крылья и взмыла в небо.

Олоримэ прошла в центр лужайки и оглянулась на Ксиона и Эвелирис, любуясь представленной картиной.

– Ты снова жалеешь, что не художник? – поймав её взгляд, спросил Ксион.

Олоримэ улыбнулась.

– Я не думала, что ты запомнишь тот разговор… – усмехнулась она.

Ксион и Эвелирис тихо засмеялись, стараясь не нарушить шумом очарование ночи. Олоримэ тоже вышла из тени в свет луны, как вдруг что-то насторожило всех троих.

– Да? – полувопросительно прошептала Эвелирис, чтобы убедиться, что тревога охватила не одну её.

Олоримэ остановилась и замерла, потом обернулась на Ксиона.

– Не кажется ли вам странным отсутствие звуков вокруг нас?

Сверчки затихли, белка, обиженная, но по-прежнему сидевшая на дереве, вдруг сорвалась и сиганула в чащу. И только соловей вдалеке по-прежнему пел на фоне общей тишины. Значит, что-то чужое было совсем рядом. Эвелирис приблизилась к Ксиону и раскрыла крылья. Остальные последовали её примеру.

Бесшумными тенями они поднялись под самые ветви деревьев, которые начинались в этой части леса очень высоко, и полетели, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в лесные заросли. Вдруг неподалеку тихо-тихо хрустнула ветка – в обычной суете леса на это можно было бы не обратить внимания, – а потом кусты колыхнулись где-то совсем рядом.