Под крылом доктора Фрейда

— Вы? Всегда такая разумная, строгая, просчитывающая каждое слово…

Альфия усмехнулась.

— Да-а, это не комплимент. Ну что же, сама напросилась. А, кстати говоря, не расскажете, если уж пошел разговор, что за мысли вас мучают?

Он не сразу стал говорить. Собирался с мыслями.

— Вы ведь видите, конечно, что Таня сейчас стала совсем другим человеком. Но другая она для вас, потому что вы не знали ее раньше. А для меня она всегда была такой, как сейчас. Она была такая всю жизнь. Сколько я ее знал до болезни.

— Так что же в этом плохого? — не поняла Альфия.

— Ну как же! Я же всю жизнь считал ее здоровой. Если хотите, нормальной. Потом с ней что-то случилось. Но теперь она вернулась к своему обычному состоянию. А я, ее муж, не могу.

— Что именно не можете?

— А ничего не могу. Теперь со мной что-то произошло. Я не могу воспринимать ее ни как ученого, ни как женщину. Я теперь думаю о ней только как о больном человеке, больной жене. Все мои мысли о ней теперь сводятся к тому, как ее получше устроить, как что-то сделать для нее — накормить, помыть, постирать. Чем ее порадовать, что ей принести…

Альфия откинулась на спинку стула.

— Но это же прекрасно! Миллионы женщин мечтают, чтобы о них заботились.

Он рассердился.

— Нет, вы не понимаете! Или делаете вид, или не хотите понять. Женщинам не нужна такая забота. То, что я чувствую, — это забота благотворительной организации, этакого фонда по улучшению содержания больных. А людям нужна любовь! Но я больше не могу любить. Во всяком случае, так, как я любил раньше. И не знаю, как с этим жить и что с этим делать. И я вас прошу: если вы можете, помогите мне!

— Как? — развела руками Альфия. — Ну как я могу вам помочь?

— Может быть, это депрессия и есть какие-то лекарства…

— Ну да. Лекарства для любви, — Альфия помолчала. — Это, пожалуй, как раз из той оперы, о которой мне говорила ваша жена.

— Мне теперь все наши опыты кажутся полным бредом. И я вообще не понимаю, как мне теперь выкрутиться из всей этой истории с организацией института.

Альфия посмотрела на него с укором.

— О чем же вы раньше думали? И почему так сразу начали сомневаться? Ведь вы все-таки чего-то добились?

— Добились… — Его лицо выражало такую горечь, такой сарказм! — Добились! Двадцать лет труда. В итоге — сомнительные теории, не до конца доведенные опыты, жена в психбольнице, ни детей, ни друзей… Не высока ли плата?

— Но вас же не напрасно в Осколково пригласили. Даже я запомнила — включение молекулы йода вызывает страсть. Я только не поняла, включение куда?

— В митохондриальную ДНК нейронов некоторых ядер подкорковой области мозга.

— Так вы мышкам головы, что ли, оперировали?

— Таня оперировала. Под микроскопом. Это и в самом деле очень сложно.

Что-то в этой фразе Альфию насторожило. Не только его видимое уважение к Тане.

— Мне непонятно, а как вы молекулярный йод получали? Не из пузырька же мазали?

— Из йодоформа. Это Таня разработала специальную методику. Между прочим, — Виталий даже улыбнулся при воспоминании, — она вам не рассказывала, что на йод реагировали только темные мыши? А белые — хоть бы хны!

— Темные? Которые в амбарах, что ли, бегают? — Альфия инстинктивно поджала ноги.

Давыдов засмеялся.

— Темные — это очень дорогие лабораторные мышки. Между прочим, гораздо дороже, чем белые. У них шерстка шоколадного оттенка. Так вот, оказалось, они по своей природе гораздо эмоциональнее.

— Ну, брюнеты и среди людей гораздо эмоциональнее, — сказала Альфия.

— Верно подмечено! А знаете, какой пигмент отвечает за темную окраску волос, кожи и глаз?

— Меланин.

— Вот-вот. Все врачи это знают. Но ведь меланин — сложное вещество. А какое составляющее, какой элемент этого вещества все-таки определяет это свойство?

— Понятия не имею. Никогда над этим не задумывалась.

Виталий победно поднял вверх указательный палец.

— Йод! И в темных родинках и пигментных пятнах содержание йода больше, чем в обычной ткани.

— Странно… — Альфия задумалась. Какое-то предчувствие, что-то вроде предвидения, закрутилось в ее в голове, но она никак не могла его зацепить.

— Сейчас я вам выдал очень важный секрет, — смущенно сказал Виталий. — Болтун — находка для шпиона.

— Ну, психиатры каждый день выслушивают столько разных государственных тайн, что мне никто не поверит, даже если я кому-то и открою вашу.

Давыдов сказал:

— Вот я и высказался. На душе легче стало. — Он помолчал. — Пора идти.

— Идите, уже поздно.

Он вдруг решительно остановился:

— Знаете что? Я сегодня еще не обедал. Сделайте мне одолжение! Поедемте со мной в ресторан! Куда-нибудь в Москву, в центр, где музыка… Поужинаем, как люди. У вас всегда такие красивые платья. А я так давно уже нигде не был! У меня вообще сегодня должен быть праздник: подписан приказ о моем назначении директором института.

Альфия хотела сказать: «Вам следовало бы отметить это вместе с женой», — но почему-то промолчала. «Черт возьми, неужели я не имею права сходить с мужем моей пациентки в ресторан?» Она взглянула мельком, в порядке ли маникюр. Поколебалась и стала снимать халат.