Поэтому остались ночевать экипажем в самолете под прикрытием пехоты. А нас с Дитерихсом пригласили в гости к местному полковому начальству. Отказываться не стали, почли за честь. Единственное, так это Игнат да Семен нас, то есть меня, сопроводили. Ну а там, как водится, пришлось испробовать местного вина (откуда у турок вино, они же вроде бы как не употребляют?) и вволю почесать языками.
Назад возвращались в хорошем настроении, делились между собой впечатлениями о гостеприимстве хозяев, вспоминали услышанные местные новости. Расслабились. Уже и силуэт самолета в ночи показался.
– Полковник Грачев? – откуда-то спереди появилась рослая черная тень.
– Так точно, – ответил, пытаясь вглядеться и рассмотреть незнакомца.
Игнат придержал меня рукой, шагнул вперед, закрывая собой. Еще успел услышать змеиный свист вылетающей из ножен шашки, рванулся рукой к револьверу, и темнота вокруг меня завертелась в разноцветных пятнах и кругах.
Лапаю кобуру и не могу нащупать клапан, а круги вертятся все быстрее и быстрее и почему-то грохочут и грохочут, сталкиваясь между собой. Еще успеваю распознать в этом грохоте частые выстрелы, когда что-то сильно и больно бьет сначала под колени, затем жестко в спину, в поясницу, а потом по лицу. Громче выстрелов хрустит сломанный нос, сверкающим калейдоскопом мельтешат очередные цветные круги перед глазами. Боль такая, что забываю обо всем остальном, и сознание милосердно покидает меня. Не хочу! Цепляюсь за его крохотные остатки, за боль и какой-то шум над головой, выныриваю из плавающего состояния и успеваю каким-то образом осознать, что уже валяюсь на земле. Царапаю пальцами все-таки нащупанную кобуру, тяну за язычок клапана, сжимаю рукоятку револьвера, и новая вспышка боли уже в пальцах руки. Тупой очередной удар по голове я успеваю понять и ощутить в полной мере, потому что нос снова влипает в твердую безжалостную землю. Очередная вспышка боли, и вот теперь-то уже точно… Всё!
Глава 7
Задыхаюсь. Воздуха не хватает. Пытаюсь втянуть в себя хоть глоток, выворачиваю голову в сторону, потому что лежу, уткнувшись лицом, а значит и ртом, в какие-то пыльные и душные тряпки. Тела не чувствую, нет его у меня, есть только голова, которую сейчас, в этот миг, обязательно нужно отвернуть в сторону. Чтобы жить дальше. И жизнь сейчас измеряется в этих вдохах. Ну же? Есть! Получилось.
Получилось! Но эта успешная попытка вдохнуть и повернуть голову такой ослепительной вспышкой боли полыхнула в башке, что я наконец-то начал что-то соображать. Когда чуток отпустило.
Так, лежу лицом вниз. Болит у меня все лицо, а пуще всего нос. А-а, понятно. Вспомнил. Мне же как раз по нему и прилетело! Поэтому в горле все и пересохло, потому что нос забит и дышать приходится ртом. С этим разобрался. И лежу я в каком-то мешке, потому как темно и пыльно. И грубая колючая дерюга под щекой. Руки… Вот они где, мои родные. За спиной. Связаны крепко. Как только про руки начал думать, так они сразу и заболели. У-у, хоть вой, так болят. И это я еще про остальное тело не вспомнил… А надо… Да еще сверху тяжесть какая-то непонятная давит.
И лежу я на… Телеге? Движущейся притом. Потому что другого объяснения всему тому, что слышу и ощущаю, придумать не могу. Ассоциации у меня такие. И здесь не «скрип колеса», нет. Колеса, вопреки расхожему мнению, у хорошего хозяина никогда скрипеть не будут. Вот погромыхивать железными ободами на любой неровности – это могут. Потому как не подрессоренные они, и любая неровность сразу же передается на деревянный короб. А подо мной явно дерево, доски. Вот эти доски как раз и могут поскрипывать, что они и делают периодически на ухабах той дороги, по которой меня куда-то везут. И позвякивает сбруя, лошадиные копыта глухо по земле топают. А вот запахов я разбитым носом никаких не чувствую, потому как я им даже дышать не могу.
Пить еще хочется. Горло пересохло, и язык распух, не пошевелить им во рту. И слюней уже нет. Только непонятный сип и смог выпихнуть из груди. И никто меня не услышал. И моего слабого трепыхания не заметил.
Раз куда-то везут, значит, я им живым нужен. Иначе бы там, на месте, и убили.
В очередной раз, уже не помню в который, очнулся или вывалился из забытья, потому что пол подо мной перестал качаться и трястись.
Только понял, что меня вздернули в воздух и тут же брякнули о землю. Хорошо хоть не лицом – сначала приложился пятой точкой о твердое и только потом завалился на бок. В покое не оставили – приподняли, мешок развязали, сдернули. На удивление, голова спокойно перенесла это перемещение, не вспыхнула болью. Слава богу, сотрясения нет. Без мешка сразу стало легче дышать. Да и вообще стало легче. Осмотреться можно, чтобы хоть что-то понять.
Вечер или ночь? Еще не совсем темно, кое-что видно. Поэтому не приходится щуриться от света. Да это просто луна так ярко светит. И еще свет от костра помогает что-то видеть. Значит, ночь.