Под кровью - грязь

   – А среди… – Агеев откашлялся, – среди них есть твой парень?

   – Что?

   – Ну, твой парень, или ты с подругой?

   – Парень… Миша.

   – Миша… – Агеев посмотрел на парня. – Зал приветствует Мишу.

   Тишина. Агеев посмотрел на зал.

   – Я не слышу аплодисментов! Я. Не. Слышу. Аплодисментов. – Пистолет медленно поднялся и повернулся дулом к залу. – Ну? Зал приветствует Мишу.

   Кто-то хлопнул в ладоши, потом кто-то еще, потом начали хлопать все.

   – Вот так, – сказал Агеев, – а теперь Оля нам скажет, хочет она или нет, чтобы Миша умер?

   Девушка побледнела и качнулась.

   – Не нужно обмороков, не нужно. Ты ведь не хочешь, чтобы Миша умер? Нет? Я тоже не хочу. Правда, хорошо?

   – Хорошо…

   – А ты хотела бы сделать ему подарок? Хотела?

   – Да…

   – Вот я тебе и предоставляю такую возможность. – Агеев снова сглотнул. – На Новый год ты подаришь своему Мише стриптиз.

   Девушка зажмурилась.

   – Можешь приступать, – сказал Агеев, – заодно подаришь ему еще и жизнь.

   Блондин засмеялся, его поддержал Бес.

   – Люди ждут, – сказал Агеев. – Музыку, маэстро!

   Музыкант нажал кнопку, и заиграла музыка.

   Палач

   Это не он привел сюда их. Не он. Ему приказали. Он только выполняет приказ. Люди захотели, чтобы он организовал это и он, как оружие, был просто обязан это сделать.

   Неправда. Он сам все это спланировал. Сам. Ведь можно было обойтись только одной кровью. Просто кровью, которой он и так достаточно пролил. Но он решил, что нужна грязь, что он должен ткнуть всех этих людишек мордой в грязь, заставить их почувствовать ее гнилостный вкус, захлебнуться в ней, выпачкать в этой грязи их чистенькие руки…

   … И вместо этого сам сейчас не может дышать из-за подступившей тошноты. Девчонка дрожащими руками стаскивала с себя одежду, Агеев отошел к столу и налил себе воды. У него дрожат руки.

   И не от страха. Он ведь возбужден! Ему нравится все происходящее. Он получает от этого наслаждение. Блондин уже почти забыл о том, что ему нужно следить за залом, он весь там, возле раздевающейся девушки.

   Бес… Хитрый Бес, вчера сдавший ему всех своих товарищей. Бес, который знает, что после окончания акции ему предстоит покончить с ними. Вернее, который думает, что ему придется это делать. Даже он не сводит с девушки глаз.

   Палач откинулся на спинку стула. Кто во всем этом виноват? Он? Но он ведь не заставлял этих сопляков вести себя так, он даже не учил их убивать. Они сами хотели это делать. Они уже такими пришли к нему из мира людей.

   Так почему же он сейчас испытывает щемящее чувство вины, которого не испытывал уже давно…

   Нет, недавно. Когда хоронил Дашу и Володю. Но то была вина перед ними, перед его группой, а сейчас? Перед кем он чувствует вину? Неужели перед этими людьми, к которым никогда не относился как чему-нибудь значимому?

   Палач сцепил пальцы рук. Жалость? Жалость? К ним? Или к себе?

   Что с ним происходит? Как там сказал вчера этот Наблюдатель? Исповедаться?

   Сам Палач с ним тогда согласился, да, исповедаться, рассказать о том, что чувствует, что думает, что сделало его таким, и почему он поступил именно так, а не иначе.

   Да, исповедаться, но почему, почему сейчас ему кажется, что это не все, что вовсе не таким уж важным является это, что не кажется таким необходимым передать вершителям его судьбы послание?

   Палач обернулся к Гаврилину. Тот сидел с закрытыми глазами, и губы его шевелились. Он что-то шептал. Молится?

   Грязь

   Беса все происходящее почти не интересовало. Ну, девка и девка. Ну, раздевается. Ну и что? Что телки перед ним никогда не раздевались?

   Бес глянул в зал. Блондин, мудак, ясное дело, пялится на сиськи. Наташка… Эта совсем озверела. Бес сам чуть не обосрался, когда увидел, как она разделала того лося. Да она еще и кончила там на нем, бля буду, кончила.

   Вот кого замочу с удовольствие, так это ее. И Солдата. И Блондина. И… Да всех их замочу. Замочим вместе с Крутым. А потом денежки поделим. А с денежками перед ним любая разденется!

   Вот как эта! Бес задумался и не сразу въехал в то, что сказал Агеев после того, как девуля стянула с себя трусы.

   – … теперь Мишина очередь порадовать свою подружку.

   Это что, он теперь хочет, чтобы пацан трахнул девку перед всеми прямо на сцене?

   – Не стесняйся, Миша, приступай.

   Ага, приступай, добренький какой. А пистолет направил этому самому Мише в яйца. Бес хмыкнул про себя. Как же, трахнет он, жди. У него, небось, и хрен не встанет.

   – А придется! Либо ты, либо любой желающий из зала. А ты умрешь.

   Доступно излагает, сволочь. Бес сплюнул себе под ноги. Какого он хера? Ну, замочить, ну, отмудохать. Чего тянуть кота за яйца? Вот ведь, сука какая.

   Что там Крутой? Бес бросил взгляд в его сторону. Сидит, как ни в чем ни бывало и разговаривает спокойно. Те еще нервы.

   – Придется помочь тебе немного, Миша, – сказал Агеев. – Наташка, ты поставишь молодому человеку инструмент?

   Если бы она сейчас к Бесу сунулась с выпачканной кровью физиономией, у него точно не встал бы. А этот ничего так, жить, наверное, хочет. Девка его плачет, а он спокойно принимает минет. Молоток.

   – Вот видишь, Оля, как твой Миша хочет порадовать тебя? Вот он уже и готов. Ничего, Оля, не стесняйся, здесь все свои.