Под кодовым названием «Эдельвейс»

– Притом сказочка о голом короле утратила нынче популярность, – бойко вклинился в разговор Майер. – Никто не отважится произнести: «А король – голый!»

– Смотря, кто король, – поднял на него глаза Кеслер, потом искоса метнул на Кристину неприязненный взгляд.

Штюбе и Готтфрид подхватились со своих мест.

– Наконец-то дождались! – воскликнул Штюбе. – Вот это сюрприз! Позвольте вашу ручку, фрейлейн…

– А я ломал голову, для кого предназначена эта пышная, великолепная роза, – Густав Готтфрид показал на цветок, пламеневший в хрустальной вазе.

– О, Густав! Я так благодарна вам за внимание, – проворковала Кристина, любуясь роскошной королевой цветов.

– Жаль, благодарность не по адресу, – неловко развел руками Густав. – Я рассчитывал исключительно на мужскую компанию…

– И теперь огорчены?

– Мой бог! Наоборот!

– Кто из вас был столь любезен? Штюбе, вы?

– Каюсь, не я. Это не роза, а какая-то криминальная загадка. Кеслера я сразу вычеркиваю из числа подозреваемых особ. Остается…

– У меня – алиби, – лицемерно вздохнул Вилли, – я пришел последним.

– Ах, прекратите это следствие, – засмеялась Кристина. – Мне приятнее получить цветок ото всех вас.

– Вы удивительно мудры, Кристина! – закивал головой Густав. – Не понимаю, зачем в рай сунулся змий, когда там уже была женщина?

Вилли Майер не преувеличивал – Густав поразительно изменился. Когда-то ухоженный, румянолицый, неугомонный и неутомимый повеса, на котором не отражались никакие житейские или служебные заботы и который за милую душу удирал в первую попавшуюся компанию от всяческих хлопот, он теперь словно поблек и посмирнел. Эта метаморфоза отразилась даже на его ныне совершенно пристойных комплиментах.

Пока произносили испытанные, банальные тосты, которые, к примеру, Кеслер выслушивал с неприкрытым отвращением, терпя их как своеобразную плату за аппетитные, даровые напитки и закуски, Кристина изучала Густава Готтфрида. Вызывало сочувствие его сильно пострадавшее от мороза лицо. Густав все время старался спрятать потрескавшиеся руки.

Готтфрид поймал ее сочувственный взгляд и смущенно пробормотал:

– Это все проделки генерала Мороза…

– Как ваши дела, Густав? – мягко спросила Кристина. – Мы с вами так давно не виделись…

– Это только так кажется, фрейлейн, время растягивается, словно резина, когда оно насыщена событиями. А минул всего лишь месяц.

– В самом деле! А кажется…

– Вот именно – кажется!.. Что уж говорить о моей жене и сыне? Они не видели меня более полутора лет. Хотел бы я взглянуть на свой домик в Шварцвальде, посидеть в домашнем уюте, под елкой с пылающими свечами…

– Разве вам не положен отпуск?

– Еще две недели назад я надеялся на него. Но сейчас для всех, кто может держать оружие, отпуска отменены. И уже послезавтра я возвращаюсь в свою часть. Такова планида подмороженного аса!

– Кстати, Густав, как отличить аса от летчика? – спросила Кристина, стараясь хоть чем-то утешить бедолагу Готтфрида. – Все слышу – ас да ас. Это что, своего рода профессиональный комплимент или что-то другое?

Она не ошиблась – Густав сразу оживился.

– Комплимент? Разве такие лоботрясы, как я, нуждаются в комплиментах?

– Так кто же он такой – ас?

– Неужели и вправду не знаете?

– Фрейлейн Бергер – из фольксдойче, – любезно напомнил майор Штюбе. – Естественно, ей неизвестно кое-что из того, что коренная рейхсдойче впитывает в себя с молоком матери, усваивает с колыбели. Разумеется, в красной России ей никто не рассказывал о немецких асах. Так что, Густав, вам выпал редкий случай выступить в почетной роли просветителя молодого поколения, зеленого и несмышленого из-за нехватки житейского опыта и знаний.

– Оставьте лишнюю болтовню, Штюбе, – остановил его Готтфрид. – У вас удивительная способность простейшую мысль утопить в бесконечном словоизвержении. Вот уж действительно талант – много болтать и ничего не сказать!

– Неизбежный профессиональный навык! – с наигранным сожалением вздохнул Штюбе. – Но согласитесь, Густав, мое многословное молчание все-таки терпимее, чем красноречивая немота Кеслера.

Гестаповский следователь только хмуро глянул на него и молча подцепил вилкой очередной кусок аппетитной говядины.

– Господа, объяснит ли наконец кто-нибудь, что такое ас? – напомнила Кристина с укоризной.

– Ас, – многозначительно произнес Готтфрид, – это летчик, который в воздушном бою уничтожил не менее десяти самолетов противника. Самолеты, уничтоженные на земле, в счет не идут. Только воздушный поединок! Ас – это рыцарь современной войны, воздушный снайпер. Спортивный азарт, который ведет на состязание со смертью, – вот что зовет в бой немецкого аса.

– А вы, Густав, поэт…

– Возможно, если речь заходит об авиации. Между прочим, это отметил и покойный Шеер… О, простите мою бестактность, фрейлейн!

– Успокойтесь, Густав, я бы вам не простила, если бы не вспомнили Адольфа. Ты ему нравились…

– Советовал же ему не летать! – вздохнул ас. – Но разве он внял дружескому совету? Сам настоял…

– Не будем об этом, Густав, хорошо? – Кристина положила кончики своих пальцев на его пострадавшую руку. – Лучше скажите, каков ваш личный счет?