Под кодовым названием «Эдельвейс»

– Читать вслух? – спросил Анзор.

– Лучше вслух! Чтобы и я ведал, о чем ты узнал.

– Ясно! Чтобы не говорить дважды.

– Читай, Анзор! Времени у нас мало – Григорий Иванович долго точить лясы не даст.

– Кто это?

– Товарищ Сербулов.

– Ну, тогда читаю!

Из того, что майор Тамбулиди прочел тогда, мы приведем лишь те строки, которые прямо касаются описываемых событий.

Вот они:

«…его настоящий отец Генрих Крамер – коммунист-тельмановец, участник героического восстания гамбургских рабочих. Арест и заключение помешали его браку с Лизелоттой Рюлле, невестой. Она вынуждена была вступить в брак с Паулем Майером, сыном богатого владельца бакалейного магазина в Гамбурге. Пауль Майер считал новорожденного своим сыном. После выхода Крамера из тюрьмы мать познакомила сына с “дядей Генрихом”, который на протяжении нескольких лет имел значительное влияние на формирование сознания подростка. С приходом гитлеровцев к власти Крамер эмигрировал в Швейцарию, где вошел в группу антифашистов, деятельность которой особенно активизировалась после вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР. Группа поддерживает регулярную радиосвязь с немецкими антифашистами, находящимися на территории СССР. Группа полностью солидаризируется с программой недавно созданного национального комитета “Свободная Германия”…»

– Солидно! – подытожил майор Тамбулиди по окончании чтения.

– А то как же, поработали…

– Эта папка, – Анзор похлопал по ней, – содержит ответы на многие вопросы.

– Кроме главного, – сказал Калина. – Папка не дает ответа на вопрос: захочет ли он сотрудничать с нами? А нам необходимо исходить из одного: нужно не принуждение, а сознательный переход на нашу сторону. Мы рассчитываем на его продолжительную работу в тылу врага, до конца войны. Вот и возникает вопрос: кто в его душе победит – Крамер или Майер?

– Это точно! – согласился Анзор.

А Калине уже в который раз вспомнились слова Марии: «Он не такой, как другие немцы… Он осуждает войну, которую ведет рейх… Он избегает участия в карательных акциях… Он не пытает арестованных»… Действительно, этот Майер – белая ворона среди черных мундиров. И Калина знал об этом не только со слов Марии, но и по собственным впечатлениям от общения со странным адъютантом Хейниша.

– Другого пути для Майера не вижу – только с нами! – размышлял вслух Анзор. – Не побежит же он с саморазоблачениями. Если, конечно, не самоубийца…

– Нет, комплекса самоустранения у Вилли нет и в помине! – рассмеялся Калина. – Он по натуре – жизнелюб.

– А каковы твои соображения… – начал было Анзор, но их разговор прервал резкий звонок переговорного аппарата.

Калина поднял трубку, выслушал и коротко ответил одним словом:

– Слушаюсь!

Потом аккуратно убрал папку с материалами проверки на «Арийца» и сообщил Анзору:

– Идем к Григорию Ивановичу.

– Я – тоже? – подхватил тот, поправляя гимнастерку.

– Зовет обоих.

– А как он?

– Сам увидишь. Начальник Управления уже ознакомился с письмом Роговцева и хочет, чтобы ты выслушал его соображения лично – для доклада Матвею Ивановичу.

Сербулов был одет в скромный серый костюм с серым, в тон, галстуком. Майор Тамбулиди мысленно ругал себя за то, что забыл спросить у подполковника о воинском звании начальника Управления, и теперь не знал, как к нему обращаться. По имени-отчеству для первого раза выглядело бы фамильярно (по крайней мере, так казалось Анзору), а обычное, условное обращение в такой ситуации отпадало.

– Майор Тамбулиди? – с ненавязчивой приветливостью спросил Сербулов.

– Так точно! – единым духом отчеканил Анзор, радуясь, что надежный армейский устав спасает. Он внимательно разглядывал Григория Ивановича, пытаясь но чертам его лица определить характер, а соответственно этому – и линию собственного поведения. Он всегда исповедовал свой давнишний перифраз «встречают по званию – провожают по уму».

Григорий Иванович был человеком представительным, высокого роста, чего не мог скрыть и накрытый зеленым сукном стол, за которым он сидел. Его в меру овальное лицо венчала короткая прическа, мягкие волосы уже густо поседели. Серые большие немного выпуклые глаза были широко поставлены. Собственно именно глаза, как это чаще всего и бывает, придавали выражение всему лицу. От Григория Ивановича так и веяло сдержанной энергией, какой-то мобилизующей силой, которая без слов отметала саму возможность пустой болтовни и напрасной траты времени. И это действительно было одной из определяющих черт Сербулова – Анзор не ошибся.

А Григорий Иванович, просматривая принесенную Калиной папку, тоже изучал Анзора, бросая мимоходом быстрые взгляды.

– Садитесь поближе, – буднично пригласил он. – Чего жметесь к стене?

И они сели за стол.