– Сам знаю. Все Анзор да Анзор… Кошмар! Генерал тебе привет передает, обнимает, целует и даже веселые анекдоты рассказывает… И все заочно, все через меня. Анзор туда, Анзор сюда… И вообще, как тебя здесь лечат? Плохо лечат! А все почему? А все потому, что радио молчит. Почему выключили? Радио сегодня для каждого раненого бойца – лучший исцелитель!
Он включил репродуктор, и в палате раздался уравновешенный, немного глуховатый, со специфическим грузинским акцентом голос, который ровно и спокойно отчеканивал, как и всегда, точные, доходчивые и выверенные слова:
– Я думаю, никакая другая страна и никакая другая армия не могли бы выдержать подобное нашествие озверелых банд немецко-фашистских разбойников и их сателлитов. Только наша Советская страна и только наша Красная Армия способны выдержать такое нашествие. И не только выдержать, а победить его.
«Это выступает Сталин!»
Костю Калину охватило предчувствие близкой, выстраданной и потому неминуемой победы. Он хотел спросить Анзора – когда? Но вдруг майор Тамбулиди стремительно встал и громко скомандовал сам себе:
– Смирно! Равнение на генерала!
Поймав удивленный взгляд Калины, заговорщицки пояснил:
– Я его по шагам узнаю.
И действительно, раскрылись двери, в палату вошел генерал Роговцев. За ним врач – тщедушный старичок с воинственно торчащими седыми усами.
– Так и есть! – сказал Роговцев. – Пронес контрабанду!
Врач грозно пошевелил усами и басовито проговорил:
– Вино у меня в тумбочке. Заберите!
– Это подарок, дорогой, – неловко пробормотал Тамбулиди. – Пей до дна, живи сто лет…
– Как чувствуешь себя, Костик?
– Нормально, товарищ генерал, – попробовал даже подняться, чтобы доказать это.
– Лежи, лежи… А что на это скажет доктор?
– Кризис миновал, – объявил врач.
– Мне можно поговорить с ним наедине?
– Конечно, товарищ генерал.
Врач и майор Тамбулиди вышли из палаты вместе, наверное, и дальше дискутировать о судьбе кахетинского – эликсире бодрости, здоровья и долголетия.
Роговцев глянул на репродуктор.
– Слушал доклад?..
– Да, Анзор подсказал…
– Скоро выступаем. Командование благодарит тебя за сведения. Я прибыл прямо из штаба. Некоторые снимки немецкой линии обороны вышли нечеткими. Давай вместе уточним. Что у них вот здесь? – Роговцев развернул карту и взял карандаш. – На подступах к Гизели?
– В этом проходе вкопаны в землю танки, – указал Калина, – а вот здесь – дзоты…
Время текло незаметно, никто их не беспокоил: Анзор стоял на страже. А у него – не пройти!
– Не утомился? – наконец спросил Роговцев, складывая карту-километровку.
– Нет, товарищ генерал. Я хотел бы спросить…
– Слушаю.
– Что с Сорокиным?
– Ищем, – ответил неопределенно. – Ищем Сорокина… А ты не волнуйся. Нельзя тебе сейчас волноваться. Помни: завтра праздник. Завтра будем бить фашистов. Чтобы настоящий праздник пришел на все советские улицы!
Калина еще долго лежал в сумерках с раскрытыми глазами, перед которыми стоял старший сержант Сорокин. Неужели погиб? Не хотелось верить, что теперь он лишь в воображении может увидеть своего боевого побратима. Мечталось, что вот в эту минуту раскроются двери палаты и на пороге появится ефрейтор Ганс Лютке и, заикаясь, скажет: «Ж-ж-ду в-ваших распоряжений, господин гауптман…» Не заметил, как уснул…
…А через несколько дней пришел тот праздник, о котором говорил Калине генерал Роговцев и который победоносно прокатился по всей стране голосом Левитана в сводке от Советского информбюро:
– Многодневные бои на подступах к Владикавказу (город Орджоникидзе) закончились поражением немцев. В этих боях нашими войсками разгромлены 13-я немецкая танковая дивизия, полк «Бранденбург», 45-й велобатальон, 7-й саперный батальон, 525-й дивизион противотанковой обороны, батальон немецкой горнострелковой дивизии и 33-й отдельный батальон. Понесли серьезные потери 23-я немецкая танковая дивизия, 2-я румынская горнострелковая дивизия и другие части противника…
Да, это был праздник! Потом привыкли к большим цифрам и более величественным победам. Все было потом…
А в тот радостный день Анзор принес майору Калине новенькую форму и сказал:
– Уже можно! Наконец разрешили…
– Куда? – только и спросил Костя.
– В гости к генералу, к нему домой. И учти, генерал предупредил, если не съедим всего, что наготовила его жена… Понимаешь, она специально на праздник из Тбилиси приехала! Так что гляди у меня.
Они вышли на улицу. Калина щурился от яркого солнечного света. Пришлось ждать, потому что по городу двигалась длиннющая колонна пленных. Немцы шли понуро и подавленно.
– Шеер! – вдруг вскрикнул кто-то из них.
Калина повел глазами по лицам «покорителей мира».
– Шеер! Ты продался большевикам?
– А, Шютце! – узнал Калина обер-лейтенанта. – И ты здесь? Я же обещал угостить тебя во Владикавказе. Припоминаешь?
– Шеер, зачем ты надел русскую форму? Это измена! Фюрер не простит!
– А ты, я вижу, вырядился в форму рядового? Отчего бы?
– Кто этот агитатор? – смеясь, спросил майор Тамбулиди.
– Обер-лейтенант Шютце, связной Клейста. Знает много…
– Ясно! – сказал Анзор и подозвал бойца с автоматом. – Кто у вас начальник конвоя?