– Из блокнота самого Михальского!
– А если его вырвал кто-то другой?
– Отпечатки пальцев выдают преступника с головой. Листок вырван из середины блокнота, то есть из того места, которого никто не касался, кроме самого Михальского… А вообще было продумано неглупо: нападение горцев, выстрел в окно, приговор со списком «обреченных», в котором фигурирует и фамилия убийцы… Так что, Адольф, ты видел настоящего большевика и очень опасного, оставленного для конспиративной работы. Представляешь, какое коварство? Азия…
– Прекрасный материал, – отметил Шеер, – настоящий детектив. Вы позволите мне ознакомиться с делом?
– Кто сказал «а»… Знакомьтесь от «альфы» до «омеги», Адольф! Тут все ясно. Как на кладбище…
Хейниш первый захохотал от собственной грубоватой шутки.
– Однако пока что дело движется не очень хорошо, точнее, не так быстро, как нам хотелось бы, этот Михальский упрямо молчит. Проявление типичного боль шевистского фанатизма.
– Я верю в успех, господин оберштурмбаннфюрер, – щелкнул каблуками Шеер. – Говорю это как неисправимый и убежденный эгоист. Ваш успех – это успех моей книги!
– А ты льстец, Адольф! Но приятный, так как не скрываешь своего здорового отношения к делу. Я тебя познакомлю, пока еще идет следствие по делу Михальского, с убийством, до конца выясненным. – Он поднял палец и добавил многозначительно: – В нем использован даже тайный агент СД! Кличку она имела «Эсмеральда»…
– Имела?
– Да, она казнена… Великолепный сюжет? Наш следователь Кеслер стрелял ей в затылок… Ну, ты эту жанровую картинку сам распишешь.
– Но кто был убит?
– Ах, так! Ты же не знаешь… Убили заместителя коменданта, обер-лейтенанта Фридриха Вильгельма Мюллера. К слову, найден его дневник еще с тех времен, когда он был только лейтенантом и служил в карательном подразделении. Если понадобится для книги, считай дневник покойного Мюллера своей собственностью.
– Ну и наследство…
– Веревка висельника спасает другого от петли. Так берешь дневник?
– Надо сначала глянуть – я не покупаю наугад, – усмехнулся Шеер, беря довольно толстую тетрадь с плотной обложкой из узорчатой искусственной кожи. На первой странице красовалась каллиграфическая надпись «Дневник лейтенанта Ф. Мюллера. ГФП[16]. 1942 год». – Ну, полистаем. – Он развернул дневник на первой попавшейся странице и начал читать вслух: – «9 марта. Мне приснился кошмарный сон, и я проснулся в третьем часу ночи. Причиной сновиденья были 30 подростков-шпионов, которых я расстрелял недавно. И как геройски умеет умирать эта большевистская молодежь! Что это такое? Любовь к Отчизне, к коммунизму, которая растворена у них в плоти и крови?»
– Фанатики! – презрительно бросил Хейниш. – Тупые фанатики, равнодушные даже к смерти! Животное отсутствие воображения.
«Некоторые из них, – читал дальше Шеер, – особенно девушки, несмотря на пытки, не пролили ни одной слезинки, не хныкали и во время расстрела. Это же доблесть! Они разделись догола, как им было приказано (одежду надо продать целой), легли на живот и получили по пуле в затылок. Один подросток требовал даже пулю в сердце…»
– Беру, – сказал Шеер. – Судя только по этому отрывку, дневник Мюллера – документ поразительной силы! Заурядный человек не смог бы такое описывать спокойно.
– Мюллеру из-за этой работки докучали ночные кошмары, – с кислой миной сказал Хейниш. – Потому, наверное, и пил, не помня себя. Но кто об этом знал? Вот и допился до того, что подстерегла пуля.
– Что, опять Михальский? – сделал круглые глаза Шеер.
– Да нет, русский разведчик… Но ты обо всем узнаешь из дела! К тому же и мое время исчерпано… Надеюсь, Адольф, ты не забыл про сегодняшнюю скромную вечеринку и про сюрприз, ожидающий тебя?
Глава семнадцатая
«ГОСПОДИ! СПАСИ МНЕ СЫНА МОЕГО…»
Когда гауптман Шеер вернулся от Хейниша домой, на улице уже стемнело. Но на Северном Кавказе темнота не показатель времени: солнце прячется за горы и почти сразу же вспыхивают звезды. Сумерки длятся недолго. Поэтому, не глядя на часы, Шеер неторопливо стал наводить лоск, готовясь к вечеринке. Судя по всему, соберется занятная компания, паноптикум эсэсовско-абверовской элиты…
Но вдруг он увидел сдвинутый с места в комоде несессер с принадлежностями для бритья и нарушенную цветовую гамму выглаженных и аккуратно сложенных носовых платков. Он сложил их в семицветной последовательности радуги, чтобы легче было запомнить, и вот пожалуйста, желтый и зеленый цвета поменялись местами. Ситуация была не из шуточных.
– Ганс! – позвал Шеер. – Ты в комнате убирал?
– Когда же, господин гауптман? – ответил вопросом Лютке.
«Обыск… Шарили в мое отсутствие… Кто? Абвер или СД? О каком сюрпризе болтал Хейниш? Еще один пистолет в карман…»
Выбрившись и растерев лицо одеколоном, Шеер, помолодевший, свежий, вышел к машине. Лютке прогревал мотор.
– Куда, господин гауптман?
– В казино, Ганс!
По дороге машину несколько раз останавливали, проверяли документы. Чем ближе к казино, тем больше патрулей комендатуры и жандармерии.
– Хейниш усилил охрану, – отметил Шеер.