Под Южным крестом

Страх и ярость удесятерили его силу; упершись головой, плечами и коленами, он сдавил решетку сильными руками и сделал одно из тех усилий, после которых человек бывает, как говорится, «или пан, или пропал».

Толстые железные прутья медленно согнулись, потом разом выскочили болты, и со стены градом посыпалась на пол штукатурка. Образовалось отверстие, через которое с трудом можно было пролезть. Но Фрикэ не обращал на это внимания. Он не чувствовал, как острые прутья царапали его тело. В десяти шагах, в темноте, кто-то с кем-то боролся. Одним прыжком Фрикэ был на месте и всей тяжестью обрушился на человека, только что приподнявшегося с земли, на которой лежало чье-то неподвижное тело. Человек не успел применить оружие; кулак Фрикэ тяжелым молотком опустился на его лицо, и негодяй без крика повалился на землю.

Лежавший на земле был Виктор. Узнав своего друга, он зашевелился и жалобно застонал:

— Фрикэ! О! Фрикэ! Как я лад!

— Ну что, мальчуган, ты не ранен?

— Нет. Он меня побил за то, что я хотел идти к тебе.

В эту минуту подошел Пьер, таща какую-то ношу, но что именно — мешала рассмотреть темнота.

— Ты здесь, Фрикэ? — спросил он шепотом.

— Да.

— А мальчуган?

— И он здесь.

— Хорошо. Теперь скажи, что мне делать с этой куклой?

— Ты его убил?

— Может статься, что и убил: ручаться нельзя. Удар кулаком по голове не шутка… иной раз можно и дух вышибить, коли башка не крепка. Нам нужно что-то придумать.

— Постой. Я думаю, мы одни. Достойные коллеги этих милых таможенных храпят где-нибудь во всю мочь, если не пируют с контрабандистами. Надо этим воспользоваться. Раздень поскорее часового, а я сделаю то же самое со своим. Одежду свяжи в узел. Да не забудь ни шапки, ни сабли, ни ружья. Захвати патроны. Ну, так. А теперь пойдем. Унесем амуницию обоих, она нам пригодится.

— Послушай-ка, сынок, не запереть ли обоих на наше место, в хижину?

— Что ж, — это было бы очень хорошо.

— Только завяжем им поплотнее рты, чтоб они не заорали слишком рано, если очнутся… Ну, теперь полегоньку протолкнем их в окно.

— Они упадут и разобьются.

— Уж это их дело. Мы же пролезли, а они что за большие господа. Да и спуститься гораздо легче, чем влезть.

Руководствуясь этим прекрасным доводом, старый матрос с обычной серьезностью просунул полумертвых таможенных через узкую щель между решеткой и косяком, сильным толчком столкнул их вниз, поставил решетку на прежнее место и сказал, подбирая с земли амуницию:

— Как хочешь, а по-моему, нам следует избегать городов и направлять свой корабль к лесу.

— Виктор, ты можешь ходить? — спросил Фрикэ у китайца.

— О, я могу ходить очень холосо.

— Тогда идем!

Вдруг парижанин, как ни старался удержаться, прыснул со смеху.

— Позволь узнать, сынок, над чем ты смеешься?

— Да очень уж смешно. Я думаю о наших узниках. Знаешь, мне вся эта история напоминает балаганного Петрушку. Помнишь, как Полишинель в тюрьме колотит жандармов, избивает до полусмерти комиссара и убегает из тюрьмы, оставив их там вместо себя?

Виктор не имел понятия о Полишинеле, но, видя своего друга хохочущим, смеялся и сам во все горло.

Приятели шли около часа и скоро очутились в густом, дремучем лесу, где они могли считать себя в безопасности от погони. Возле одного дерева они сделали привал и, растянувшись на земле, стали дожидаться утра. Голод начинал давать о себе знать, и потому понятно, что все трое горячо желали, чтобы скорее взошло солнце.

К счастью, как только первые багряные лучи солнца заиграли на деревьях, наши беглецы повстречали двух черных туземцев, которые несли продавать португальцам разную провизию.

Они дружелюбно подошли к нашим приятелям и предложили им: один — превосходных золотистых лепешек самого аппетитного вида, а другой — меду, опрятно наложив его на широкие листья вместо тарелок. Великодушие этих первобытных людей глубоко тронуло наших горемык-европейцев, которые от людей цивилизованных видели за последнее время только одни мерзости.

Островитяне, радуясь, что их гостинцы пришлись по вкусу, громко хохотали и гортанно произносили какие-то непонятные фразы. К счастью, они знали несколько слов по-малайски, и Виктор взялся быть переводчиком. Европейцы узнали, что их новые знакомцы живут в горах, в деревне, до которой можно дойти к полудню, — это значило часов через шесть, — и что чужеземцы будут радушно приняты, если пожелают туда отправиться.

— Вы так добры, мои милые островитяне, — не переставая твердил Фрикэ. — Как жаль, что у нас нет ни копейки, чтобы вас вознаградить! Хоть бы безделушка была какая-нибудь из тех, что так нравится здешним жителям, — и того нет. Знаешь, этот пирог очень вкусен: точно из настоящей пшеничной муки. Хотелось бы мне знать, из чего он сделан?

— Твоя правда. Таких сухарей я готов пожелать всем матросам в мире.

Произнося эти слова, старый боцман машинально развернул платье таможенного, которое ночью служило ему вместо подушки. К его удивлению, оттуда выпало множество серебряных и медных монет, со звоном покатившихся по земле.