Под гнетом окружающего

— Длай, какъ знаешь, — холодно проговорила она. — Я могу совтовать, но не имю никакого права запрещать или позволять… Только, пожалуйста, предупреди ея родныхъ, что я не желаю этого брака, — многозначительно произнесла она:- не желаю, и потому не буду считать ихъ родными. Люди вс равны передъ Богомъ, но у насъ есть право или, лучше сказать, нашъ домъ сходится только съ тми, кому мы симпатизируемъ, съ кмъ мы родня по духу. — Что касается до Лизы, то я думаю переговорить съ нею лично…

— Вы сердитесь на меня? — заискивающимъ голосомъ произнесъ Задонскій, испугавшійся суроваго тона тетки, поцловалъ ея руку.

— Я не имю никакого права сердиться на своихъ ближнихъ за то, что они живутъ по-своему. Можетъ-быть, они правы, а я заблуждаюсь, — произнесла смиренно графиня. — Ты знаешь мое правило: пусть каждый живетъ, какъ онъ хочетъ; я могу давать только совты. Примутъ ихъ люди — я очень рада, не примутъ — ну, что-жъ? это значитъ, что мы разошлись въ убжденіяхъ, должны разойтись и въ жизни и не безпокоить другъ друга… Я, дружокъ, не отступала ни разу отъ этого правила и прошу Бога дать мн силы идти и въ будущемъ но этому пути, и не кичиться передъ людьми своею безошибочностью, не господствовать надъ ними… Я поставлена въ такое положеніе, что могла бы иногда настоять на своемъ, могла бы заставить ближнихъ поступиться ихъ убжденіями; но не этого хочу я. Я радуюсь искреннему согласію людей со мной, но лицемрнаго подчиненія себ я не терплю. Я стремлюсь не къ своему господству надъ ближними, но къ господству надъ ними тхъ святыхъ истинъ, тхъ благородныхъ правилъ, передъ которыми я сама являюсь покорною рабою…

Графиня встала съ мста и начала ходить по комнат; она была, повидимому, взволнована. Задонскій еще разъ поцловалъ ея руку и вышелъ вонъ. Онъ былъ окончательно ошеломленъ словами тетки. Она никакъ не воображала, что простое напоминаніе о ея правилахъ было самымъ сильнымъ аргументомъ, доказывавшимъ племяннику всю нелпость его плановъ насчетъ женитьбы, что эти аргументы были страшне запрещенія. Передъ такою угрозою не могъ не струсить молодой наслдникъ графини… Теперь онъ не зналъ, что начать длать. Ему хотлось забыться, опьянть, чтобъ только заглушить непрошенные упреки некстати проснувшейся совсти. Казалось, что совсти никогда не было въ душ; но теперь она мучила его, можетъ-быть, потому, что онъ, въ самомъ дл, чувствовалъ нчто въ род любви въ Лиз, или потому, что жертва была слишкомъ чиста, слишкомъ невинна… Ему то хотлось бжать въ Лиз, чтобы, излить передъ нею свое раскаянье; то являлась ршимость никогда не встрчаться съ нею, чтобы не слышать ея ровнаго, мучительно-холоднаго голоса, не видть ея карающаго, пристальнаго взгляда.

Подобные Задонскому люди думаютъ въ такихъ экстренныхъ случаяхъ: «а, будь, что будетъ!» — и складываютъ руки, стараются больше спать, чаще находиться въ кругу постороннихъ людей. Длать дло поручается судьб — и иногда эта глупая особа оказывается гораздо умне своихъ доврителей.

VII

День стоялъ жаркій. Это было въ половин августа. Въ неб не было ни тучки, но какой-то бловатый знойный туманъ носился надъ горячею землею. Въ воздух сильно пахло, посл дождя, шедшаго наканун, сномъ. Время было около полудня. По узенькой тропинк, отдлявшей бабиновскій лсъ отъ лса привольскихъ мужиковъ неторопливо халъ верхомъ господинъ въ блой лтней одежд. Это былъ Михаилъ Александровичъ. Онъ возвращался съ постоялаго двора «Никитинскаго погоста», куда здилъ въ послдній разъ передъ своимъ отъздомъ въ Петербургъ. Графиня посылала его въ столицу для расплаты съ его кредиторами и для взятія заграничныхъ пассовъ. Онъ былъ задумчивъ и, можетъ-быть, невольно, прозжая этими знакомыми мстами, вспоминалъ о той двушк, которую онъ готовился бросить навсегда. Прохавъ съ версту, онъ былъ пораженъ громкими голосами аукавшихся дтей. На ихъ крики отвчалъ тоже ауканьями мужественный, знакомый Задонскому, голосъ. То былъ голосъ Борисоглбскаго. Задонскій невольно вздрогнулъ и пришпорилъ лошадь. Но она не успла еще сдлать нсколькихъ шаговъ, какъ его глаза встртили слишкомъ коротко знакомую ему фигуру двушки. Она сидла подъ деревомъ около лсной тропинки и машинально разбирала наваленные около нея грибы. Задонскій не могъ миновать ее. Съ минуту онъ въ нершимости придержалъ лошадь, потомъ соскочилъ съ нея, привязалъ ее къ дереву и пошелъ по направленію къ двушк. Она замтила его приближеніе только тогда, когда онъ стоялъ уже на шагъ отъ нея. Она вопросительно глядла на него и не произносила ни слова. Задонскій хотлъ взять ее за руку, во она быстро отдернула руку и поднялась съ мста, чтобы уйти.

— Постойте, — умоляющимъ голосомъ произнесъ Михаилъ Александровичъ:- намъ надо объясниться.

— Я не хочу никакихъ объясненій. Мн они не нужны, — сухо отвтила она.