Глядя в окно на начинающийся рассвет и вспоминая каждого по имени и как отдельную личность, становилось невыразимо печально, но печаль эта была светлая. Совсем недавно я поняла, что ребята действительно устали от всего этого кошмара и тюрьма стала для них спасением.
Не так уж и легко убить человека — именно так я считала до третьего убитого, а потом и это вошло в привычку. Официальных заданий на убийство и при мне, и при Дэне, было мало. Больше мы занимались шпионажем, воровством информации или вещей, запугиванием. В действительности, в нашей команде были люди, которые ни разу никого не убили. В их числе была и я. Я видела эти преступления, но ни разу не лишила никого жизни. Даже бахвальство о «по меньшей мере десяти жертвах» после ареста группировки — выдумка. Я никому не рассказывала с кем беседовала, но при любых несчастных случаях или убийствах в нужных городах, тыкала в заголовок и утверждала, что это я. Этот метод работал безотказно: мне не задавали уточняющие вопросы и при этом ещё больше уважали и боялись.
Когда я стала приводить близнецов на тренировки, меня попросили не ломать жизнь мальчикам. Я рассказала их историю и меня поняли. Не верили в близнецов, но меня поняли. Потом и братья втянулись в наш ритм жизни, хотя их жизнь в детском доме нельзя назвать стандартной, тем более с такими зависимостями от алкоголя и наркотиков. Но они всё-таки справились с собой и стали людьми.
Когда я вернулась из своего алкогольного путешествия, то начала замечать изменения в их поведении. Алекс и Серёга тяготились этой работой, им очень хотелось отвечать за себя самим и быть хозяевами жизни. Я всё списала на свое долгое отсутствие, к тому же потом, они действительно подтянулись и всё стало как прежде. Жаль, что я тогда не поняла их страх и боль. Им надоело, они устали. Они не нашли то, что искали.
Под конец нашей группировки, когда мы уже слиняли из охранной деятельности и всё наше существование превратилось в пылинки на солнце, у парней снова в приоритете была обычная социальная жизнь.
Бен, например, жениться надумал. Конечно, его избранница ничего не знала о его делах, а вот он прекрасно знал, что ничего не получится.
Дейл и Чаплин также нашли постоянных девушек, кстати, довольно милых и добрых.
Джерси стал невероятно везучим и начал выигрывать крупные суммы в казино. Он стал по-настоящему богат через некоторое время.
Волкодав провёл время в одиночестве и считал, что ему открылась истина. Он даже стал волонтёром и начал безвозмездно помогать людям, что совершенно ему не свойственно с его взрывным и опасным характером.
Майк всё также не спускал с меня глаз и часто бывал в другом настроении. Возможно, именно в эти минуты ему пришла в голову идея всё это прекратить. Что он и сделал, передав информацию о наших штабах и задании. После того, как я уложила его в реанимацию, я с ним нормально ни разу не поговорила и обращала на него внимания меньше, чем на камень под ногами. Я справедливо решила, что если он собирается мстить, то не станет ждать несколько лет.
Помню ещё один интересный момент, когда на тренировке тихо разговаривали Волкодав и Майк, а ведь они терпеть друг друга не могли и редко контактировали, я услышала фразу, сказанную про нашу работу. Кто-то из них сказал, что жить так больше нельзя. И теперь я уверена — это сказал Майк.
О том, что это он передал информацию я узнала только в январе этого года. Вернее, я совсем недавно догадалась, что этим предателем оказался Майк.
Когда нас арестовали и привезли остальную часть, все мы поняли, что это конец. Закат. Меня тогда не испугала перспектива сесть в тюрьму, как настоящий лидер, я волновалась только за свою команду.
Не знаю, договорился ли Майк заранее, что будет сотрудничать на условиях моего освобождения или он придумал это в кабинете следователя, но он начал меня выгораживать. И остальные, не догадываясь о его предательстве, подхватили эту идею. Позже, я узнала от Дейла, что он поддержал эту идею, потому что чувствовал передо мной вину. Вероятно, другие действовали по этой же схеме и выгородили меня как смогли.
После ареста, я сбежала и старалась не думать о них. Не вспоминать об этом проколе. И не допускать мысли о работе на государственной службе.
По прошествии времени я поняла, что это был не прокол, а прямая наводка. Я долго и упорно анализировала, кто это мог быть. Вспоминала всех, с кем общались парни, и из криминальной среды, и из гражданских. К тому времени прошел суд и всех осуждённых этапировали, а у меня не было ни единой зацепки. Единственным вариантом оставалась беседа с самими виновниками торжества, но с этим была определенная проблема.
На свидания с пятью участниками меня пускали, а Майка, как лидера, этапировали в другую колонию и сказали мне не приближаться к нему минимум два года. Однако, и с остальными было всё не так просто: нам вообще запретили разговаривать, и якобы столу ничего рассказывать нельзя, а также приближаться ближе, чем на два метра.