Под чужим флагом

— Нет, сэр! — живо сказал Нед.

— Ступай наверх и почитай ему молитвенник, и он сразу исчезнет, как клуб дыма, — сказал капитан.

Секунду Нед безмолвно взирал на него, затем вышел на палубу, перегнулся через борт и принялся ругаться. Кок и Симпсон, тоже выйдя наверх, почтительно слушали и лишь время от времени оказывали ему поддержку, когда стариковская память подводила его.

Весь остаток плавания два преступника претерпевали разнообразные неудобства, связанные с утратой гражданства. Капитан нарочито не замечал их, а в двух или трех случаях вел себя прямо-таки вызывающе, пытаясь пройти сквозь Билла, когда тот появлялся на палубе. Много предположений было высказано в кубрике относительно судьбы привидений, когда они прибудут в порт, и, только когда на горизонте показался Нортси, капитан раскрыл свои карты. Он появился на палубе с их вещами, аккуратно упакованными в два узелка, и бросил эти узелки на крышку люка. Команда выжидательно смотрела на него.

— Нед! — резко сказал капитан.

— Сэр? — откликнулся старик.

— Как только мы ошвартуемся, — сказал капитан, — ступайте на берег и пригласите сюда управляющего и полисмена. Я пока не решил, кто из них нам понадобится.

— Слушаюсь, сэр, — пробормотал старик.

Капитан отвернулся и, переняв у помощника штурвал, повел судно в гавань. Он был так погружен в свое дело, что, по-видимому, не замечал, как Билл и Томми украдкой пробирались поближе к своим узелкам и как нетерпеливо они ждали, пока шхуна приближалась к причалу. Затем капитан повернулся к помощнику и разразился громовым хохотом, когда преступники, подхватив узелки, перевалились через борт, спрыгнули на берег и пустились наутек. Помощник тоже расхохотался, и слабое, но совсем невеселое эхо донеслось с другого конца шхуны.

Горе-механик

Маленький бочкообразный пароход, или, вернее, паровая баржа "Бульдог", пронесся мимо спящего города Гравесэнда в тот момент, когда первые лучи восходящего солнца показались на горизонте. В этот же момент затаенная долгая вражда между экипажем судна и его механиком разразилась в целую бурю. Экипаж состоял из капитана, боцмана и юнги, только что переведенных с парусной лодки "Чародейка" и впервые совершавших рейс на пароходе. Это почтенное трио положительно утверждало, что механик был постоянно и непробудно пьян. Каждый момент можно было опасаться, что он отойдет от машин или взорвет всю команду на воздух.

— Ах вы, парусники! — кричал, механик, после продолжительного обоюдного обмена неприятностями.

— Не обращайте на него внимания! — сказал боцман. — Он хватил немало брэнди и теперь совсем сошел с ума!

— Если-б только я понимал хоть что-нибудь в этих проклятых машинах, — ворчал капитан. — Я сию минуту вышвырнул бы его за борт!

— Но ни вы, ни я ничего в них не смыслим, — возразил боцман, — и потому ничего не остаётся, как покориться…

— Вы воображаете, что вы великолепный рулевой, — продолжал издеваться механик, — небось, воображаете это, стоя у вашего колесика! Вы, вы один приводите все в движение?! Чем занимается юнга? Пошлите его, сию минуту к топке!

— Иди вниз! — яростно стискивая зубы, сказал капитан; юнга нехотя повиновался, но механик поощрил его жестоким подзатыльником.

— Вы думаете, — продолжал он трагическим шепотом. — Вы думаете, что раз у меня лицо черно от угля, так я и не человек?

— Я ничего об этом не думаю, — буркнул капитан, — вы занимаетесь своим делом, а я своим!

— Пожалуйста, без намеков! — возразил механик — я их тоже имею достаточно в запасе!

Капитан пожал плечами и обменялся с боцманом взглядом.

— Дождется, что вылетит за борт, — пробормотал он.

— Котел износился! — заявил, после минутного отсутствия механик, снова непринужденно покачиваясь на палубе. — Он может каждую минуту лопнуть.

Как бы в подтверждение его слов снизу послышался страшный грохот.

— Это — юнга свалился! — сказал боцман. — Он, должно быть, страшно напуган.

— А я думал, и в самом деле — котел! — с облегчением сказал капитан. — Такой грохот!

Из люка показалась голова полумертвого от страха юнги. Он сделал большой крюк, обошел механика и направился к носу.

— Очень хорошо! — заявил механик, следуя за ним на нос и оттаскивая его в сторону. — Мое терпение лопнуло…

— Не лучше-ли вам пойти к машинам! — закричал капитан.

— Я — ваш раб? — плаксиво спросил, обертываясь к нему, механик. — Скажите же мне! Раб я ваш или нет?

— Идите-ка вниз и займитесь своим делом, как честный человек, — был ответ.

Эти слова имели на механика действие пушечного выстрела. Со злобным рычанием он сбросил с себя куртку и швырнул на палубу фуражку; затем одним духом прикончил принесенный с собой брэнди и вызывающе осмотрелся кругом.

— Я возьму ванну! — заявил он громогласно и, усевшись на палубе, начал снимать с себя сапоги.

— Пойдите лучше к машинам, — посоветовал капитан. — Я пришлю вам с юнгой чашку воды и мыло!

— Чашку! — презрительным тоном возразил механик, направляясь к борту. — Я хочу настоящую ванну!

— Держи его! — не своим голосом заорал капитан. — Держи!