Под британским флагом

Как ни странно, линейный корабль первого ранга «Победа» выглядел блеклой копией себя в будущем. Краска на бортах местами облезла и потускнела. Трап имел стойки из дерева, а не из алюминия. Мачты казались пошарпанными. Разве что палуба, надраенная утром, выглядела чище, чем затоптанная туристами в будущем. Матросы сейчас ходят по ней босиком, а туристы все будут обутыми.

Адмирал Джон Джервис был в парадной форме — черном кителе с позолоченными пуговицами с якорями, вышитыми золотыми нитками галунами и на левой половине груди серебряными, красными и золотыми нитками — орденом Бани. Видимо, никак не натешится новым чином и старым орденом. Он ведь из простых, всего добился сам. Седые волосы завиты, из-за чего кажется, что носит парик. Благодаря залысинам, лоб кажется высоким. Лицо пятиугольное, с острым, выпирающим подбородком. Глаза блекло-голубые. Нос длинный и узкий. Губы очень узкие, порой кажется, что их нет совсем. На лице такое выражение, будто стесняется сказать: «Я хитрее тебя!».

Я предупрежден о любви адмирала к парадной форме, поэтому тоже облачен, так сказать, по уставу, даже шпагу нацепил. Перед входом в каюту, снял шапку-треуголку и положил ее на согнутую в локте левую руку. Каюта показалась мне огромной после моей на люггере. В футбол в ней, конечно, не поиграешь, но в модный сейчас валек, как пока что называют бадминтон, можно.

Я щелкаю каблуками гессенских сапог, что пока не практикуется, докладываю бодро:

— Коммандер Генри Хоуп прибыл по вашему приказанию, сэр!

Вообще-то, обращение «сэр» обязательно только к титулованной знати и рыцарям-командорам орденов. Джон Джервис всего лишь компаньон (кавалер) ордена Бани, так что к нему можно обращаться «мистер» или «адмирал». Только вот на «сэра» капитаны и адмиралы ведутся, как дикари на бисер.

Адмирал окидывает меня взглядом, задержавшись на шраме на щеке, и хмыкает. Как догадываюсь, увиденное не совсем совпадает с услышанным.

— Мне доложили, что ты занимаешься не службой, а охотой за призами, — начал разговор адмирал Джон Джервис.

— Таков был приказ адмирала Хотэма, — подтверждаю я. — Он считал, что надо наносить как можно больше вреда экономике противника.

— И заодно добывать призовые, — ехидненько произносит адмирал.

Кто бы мычал! Говорят, во время войны с американцами он нагреб призовых на семьдесят тысяч фунтов стерлингов.

— Одно другому не мешает, сэр, — сказал я.

— Я так не считаю, — возражает он. — Отныне будешь служить, а не развлекаться. Сегодня и завтра на твой корабль доставят почту и пассажиров, отвезешь в Портсмут.

Адмирал Джон Джервис смотрит мне в глаза, ожидая возражений и готовясь подавить их язвительным презрением. Он понимает, что посылать люггер под командованием малоопытного, как думает, коммандера зимой в штормовую Северную Атлантику — это посылать на верную гибель. Интересно, что ему рассказали, что так возненавидел меня? Наверное, про связь с женой интенданта, а у адмирала, скорее всего, проблемы с женщинами.

— Есть, сэр! — радостно улыбнувшись, будто только и мечтал смотаться на родину, рявкаю я. — Разрешите идти выполнять приказ?

— Разрешая, — как мне показалось, немного растерянно произнес он.

Я лихо разворачиваюсь через левое плечо и строевым шагом выхожу из каюты. Такое пока не умеют проделывать даже офицеры-морпехи. Закрыв за собой дверь, продолжаю улыбаться, чтобы не доставить удовольствие офицерам линкора, которые наблюдают за мной. Вполне возможно, что кто-то из них и настучал на меня.

— Досталось от адмирала? — спрашивает с фальшивыми нотками сочувствия вахтенный лейтенант у трапа. — Он всем капитанам устраивает разнос.

— Наоборот, — отвечаю я. — Послезавтра поведу свой корабль в Портсмут. Надоело уже здесь, соскучился по Англии.

Вахтенный лейтенант смотрит на меня внимательно, пытаясь определить, не блефую ли? Надеюсь, не догадался, и через чужие уста передаст о моей радости этому старому ублюдку.

38

Гибралтарский пролив при сильном северо-восточном ветер мы проскочили быстро, а вот дальше стало интереснее. Я поджался к испанскому берегу, чтобы не сильно трепало, но ветер сменился на западный, пришлось идти ему навстречу под штормовыми парусами, чтобы не оказаться на каком-нибудь испанском пляже, популярном в будущем. Высокие волны легко переваливались через фальшборт, заливали главную палубу. Просачивалась вода и в мою каюту, слуга Саид не успевал вымакивать ее тряпками. Экипаж и пассажиры — по большей части моряки-инвалиды, оправленные домой, где будут жить-поживать на пожизненную государственную пенсию, равную половине оклада — приуныли. Некоторые позеленели и принялись пугать ведра и прочие емкости. Я разрешил таким не снимать гамаки на день, отлеживаться в них. Все равно абордажная атака нам не грозила. За неделю увидели всего одно испанское судно, которое под штормовыми парусами продвигалось в сторону Кадиса.

Потом ветер немного стих и сменился на северный. Мы пошли галсами против него. Ночью уходили от берега, а в светлое время шли к нему. За сутки продвигались на север миль на шестьдесят-семьдесят.