В Англии не принято спрашивать у незнакомого или малознакомого человека, кем он работает, сколько получает и его социальный статус. Сейчас статус человека легко определяется по одежде, а в двадцать первом веке это узнавали путем косвенных вопросов. Мне пару раз приходилось наблюдать, как два англичанина, напоминая матерых шпионов, ходят кругами, пытаясь на косвенных выведать, с кем имеют дело и как себя надо вести — лебезить или чморить? Третьего типа отношений у англичан не появится до начала двадцать первого века, так что можно смело говорить, что не появится никогда.
— Саймон Руз, — представился более интеллигентный, — помощник хирурга.
Помощники хирургов делятся на две категории: выходцев из низов, которые подают инструменты и выбрасывают за борт отрезанные руки и ноги, и выпускников медицинского факультета, которые должны отплавать два-три года, чтобы набраться опыта и, получив диплом Адмиралтейства, стать полноправными хирургами, а потом заработать денег и купить практику на берегу. Саймон Руз, видимо, из последних.
— Джон Хантер, — произнес второй, — помощник мастера.
Этот, судя по возрасту (года двадцать три), не смог сдать экзамен на лейтенанта и решил, что синица в руке лучше журавля в небе. Через несколько лет станет мастером и будет получать, как второй лейтенант.
— Садись, Боб, — предложил я своему спутнику. — Послушаешь, что расскажут нам старожилы о порядках на корабле.
Когда Роберт Эшли садился рядом со мной, по другую сторону стола началось шевеление. Восемнадцатилетний, прижав к кровоточащему носу левый рукав рубахи, поднял и поставил на стол упавшую миску и принялся складывать в нее рассыпавшиеся сухари. Игральные карты клал на скамейку. Бывший диктатор кокпита сел на палубу, привалившись спиной к переборке. Его левая рука лежала на правом плечевом суставу. Там, видимо, болело сильнее, хотя физиономия выглядела художественнее. Жизненный опыт подсказывал мне, что через несколько минут оба голубых глаза заплывут и затеряются на фоне синяков. Из свороченного носа медленно текла кровь, которая при тусклом освещении казалось почти черной.
Послушать о порядках нам помешали торопливые шаги — несколько человек, не менее трех, спускались по трапу. Я подумал, что это подтягивается подмога моим врагам и приготовился и дальше пооправдывать название кокпита.
— Морпехи! — шепотом произнес Джон Хантер и зашипел на шакала Табаки: — Спрячь карты, дебил!
В кокпит первым вошел офицер в красном мундире, но с якорями на пуговицах. На ногах у него были гессенские сапоги, модные теперь. Они похожи на ковбойские — ниже коленей и украшены спереди кисточками. Правда, не знаю, есть ли уже ковбои? Соединенные Штаты Америки недавно освободились от британской власти. Пройдет каких-то лет двести и британцы станут служить комнатными собачонками у янки. По крайней мере, своего премьер-министра они будут величать американским пуделем. Офицеру было от силы лет двадцать. Тонкие светлые усики казались на его румяном лице приклеенными. Взгляд суров, но почему-то не пугал. Вместе с офицером прибыли и два морских пехотинца с мушкетами. На кораблях морские пехотинцы выполняют еще и роль полиции.
Мы все встали, в том числе и поверженные мной противники.
— Что здесь случилось? — спросил офицер, обращаясь ко всем, но ответ ожидая от бывшего деспота кокпита.
Тот не спешил отвечать, поэтому я высказал предположение:
— Мне кажется, джентльмены упали с трапа.
Теперь им оставалось или подтвердить мои слова, или отречься от джентльменства.
— Да, споткнулся, — еле шевеля разбитыми губами, прошепелявил поверженный деспот.
— Ты тоже споткнулся? — задал лейтенант вопрос шакалу Табаки.
В ответ прозвучало что-то невразумительное. Видимо, врать ему не хотелось, а правду говорить побоялся.
Лейтенант внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Мне кажется, ты неправильно начал службу на корабле.
— У меня не было выбора, — словно бы извиняясь, произнес я.
На самом деле выбор был. Вся наша жизнь — это череда выборов между прогнуться или постоять за себя. Есть люди, которые постоянно прогибаются и их полные противоположности, но большинство действует по ситуации.
— Идите умойтесь, — приказал офицер пострадавшим, пропустил их вперед и вышел вслед за ними.
— У лейтенанта Томаса Хигза хорошая память, — предупредил меня Джон Хантер.
— Учту, — сказал я. — А как зовут этих двух?
— Мичман Джон Ривз и его оруженосец и заодно капитанский клерк Самюэль Уорез, — ответил он.
Теперь мне стало понятно удивление в глазах клерка, когда увидел летящий в рыло кулак. Видимо, раньше близость к капитану гарантировала ему неприкосновенность.
— Надеюсь, вы не сильно расстроились, освободившись от власти Джона Ривза? — поинтересовался я.
— Мы еще не знаем, чего ждать от тебя, — мило улыбнувшись, молвил помощник хирурга.
— Хуже не будет, — пообещал я.
11