Возмущала ее и тетка: как могла она сидеть на человеке, как могла так презрительно давить тяжестью своего тела эту живую скамейку, не чувствуя никакого сострадания к этому несчастному юноше! Как глубоко пал этот человек, если он дозволяет самодурствующей женщине попирать ногами свое человеческое достоинство. Герте было больно смотреть на унижение своего бывшего поклонника и она медленно пошла по парку. В конце тенистой аллеи стояла полуразрушенная временем статуя, изображавшая Геркулеса во всей его могучей силе. При виде этого каменного великана молодая девушка невольно подумала о Федоре, жалком рабе женщины, потерявшем всякое мужское самолюбие. Горькое чувство охватило ее при этом сравнении. Она обернулась и снова посмотрела на сцену, от которой только что отвернулась. Она видела, как баронесса поднялась со спины своего Селадона. Тот растянулся в пыли, чтобы поцеловать ногу своей госпожи. «Бедный, бедный дурак!» — подумала <она>.
Весело улыбаясь, подошла тетка к своей племяннице.
— Ты довольна? Я достаточно пригрозила ему?
И она показала свои блестящие, белые зубы. Герта кивнула головой и промолчала. У нее на душе было так грустно, так тяжело, что она охотнее всего прекратила бы прогулку и вернулась домой. Баронесса заметила настроение племянницы и сама предложила вернуться. Герта охотно согласилась. Задумчиво подымаясь по ступенькам в первый этаж, где помещались ее комнаты, молодая девушка обдумывала план освобождения Федора из его нечеловеческого состояния. Оскорбления, которые она сама нанесла ему сегодня, оказались недостаточными для его усыпленного самолюбия. Она должна приготовить ему такой позор, который действительно ясно покажет ему, как глубоко он пал, перед какой пропастью он стоит. Чтобы довести его до сознания своего падения, она не должна щадить его; она должна, наперекор своей женственности, обращаться с ним так же жестоко и презрительно, как ее тетка. Да, она сделает это сейчас же. О, она может быть бессердечной и жестокой, когда захочет этого. Этот презренный человек должен узнать ее и с другой стороны.
Придя в свою комнату, она, под каким-то предлогом, позвала Григория. Решив обращаться с ним свысока, она приказала ему с снисходительной важностью:
— Встань в угол на колени, раб! Жди, пока я приведу в порядок свой туалет!
Он хотел что-то возразить, но она так повелительно указала на угол комнаты и так грозно посмотрела на него своими темными глазами, что он тотчас же подчинился ее приказанию и встал на колени.
Герта фон Геслинген пошла в спальню и намеренно оставила полуоткрытой дверь, так что Федор мог слышать каждое движение в соседней комнате.