Под белым орлом

Сейчас же по ту сторону границы находится лесничество светлейшего князя Радзивилла, где лесничим служит мой зять, муж моей родной сестры. Там молодая графиня будет в полной безопасности и может оставаться до тех пор, пока не окончатся все поиски, а затем перебраться дальше за границу. Таков мой план. Я всё приготовил и думаю, что он прекрасно удастся, если вы поставите у носилок двух вполне надёжных служителей.

— Мои слуги готовы отдать свою жизнь за меня, — произнёс Потоцкий. — Итак, ты, Колонтай, и ты, Заиончек, держитесь всё время возле меня в танцевальном зале. Я воспользуюсь удобным моментом и сделаю вам условный знак; как только вы увидите его, выходите скорей на улицу и ждите меня там, чтобы вместе со мной проводить носилки до черты города. Возвращайтесь скорее к пану Костюшко, Мечислав, кланяйтесь ему от нас и скажите, что он может рассчитывать на нас и что через несколько часов его Людовика с Божьей помощью будет спасена, — прибавил он, видя, что старик крестится и шепчет молитву.

Быстрыми шагами прошёл Бошвин через городские улицы в лес. Никто не обращал на него внимания; всем был хорошо знаком лесничий архиепископа и все привыкли видеть старика мрачным и молчаливым.

Потоцкий, Колонтай и Заиончек просидели некоторое время дома, а затем отправились во дворец, где скоро должен был начаться бал. Пред уходом граф Игнатий не забыл распорядиться о том, чтобы двое его лакеев стояли с носилками у заднего входа дворца.

Старый Мечислав принёс в свою хижину радостное известие, что всё готово и следует ожидать полного успеха. Костюшко радостно обнял старика и с лихорадочным нетерпением стал ждать ночи. В ожидании желанного часа он приготовлял оружие и выезжал лошадь для Людовики, которую Мечислав привёл ранним утром из конюшни Потоцкого. Дамское седло тоже нашлось в кладовых архиепископа.

Среди ночной темноты ярко блестели освещённые окна дворца. Многочисленные зрители окружили решётку сада и жадно смотрели на дворец, хотя могли только разглядеть какие-то тени, двигавшиеся по комнатам, и сквозь открытые двери подъезда суетящихся лакеев, бегавших взад и вперёд.

Во дворе не было ни карет, ни лошадей; их отправили обратно по домам во избежание какого-нибудь несчастного случая; только кое-где стояли носилки. Одни из них, как бы случайно, находились у самого входа во дворец, в тёмном углу возле парка, куда можно было спуститься по узкой боковой лестнице. У дверей этой лестницы точно так же, как и у дверей других подъездов, стояли часовые казаки с саблями наголо. Но служба здесь была менее строгой, чем у главного входа; часовые вступали в разговоры с носильщиками носилок и соглашались выпить глоток водки из бутылок, предлагаемых им носильщиками.

Многочисленные свечи ярко освещали большие комнаты дворца, по которым взад и вперёд сновало блестящее общество. Дамы и мужчины надели теперь ещё более богатые туалеты, чем те, которые у них были во время обеда; ещё ослепительнее сверкали при свете огней разноцветные драгоценные камни.

Ждали выхода высочайших особ. Императору Иосифу пришлось открыть своё инкогнито, чтобы не ставить Екатерину Алексеевну в затруднительное положение, какое вызвал бы приём графа Фалькенштейна.

У одной из стен, по обеим сторонам ломберного стола, стояли два кресла; это были места, приготовленные для монархов. Среди блестящих расшитых золотом мундиров русских вельмож бросались в глаза своей простотой белые костюмы адъютантов императора, графов Пальффи и Подстатского. Их манеры и умение держать себя привлекали к себе особенное внимание русской знати.

Графиня Браницкая, окружённая поклонниками, казалась веселее, оживлённее, чем днём. Игнатий Потоцкий учтиво поддерживал разговор с русскими придворными, а его брат, Феликс, был, как всегда, центром, вокруг которого образовался большой кружок. Граф Феликс Потоцкий и вечером не снял своего национального костюма. Он особенно оживлённо беседовал с князем Безбородко и графом Кобенцлем.

На Людовике Сосновской было белое шёлковое платье, украшенное драгоценными камнями; она была ослепительна хороша. Внутреннее волнение вызвало краску на её щёки и придало блеск глазам. Желая скрыть своё тайное намерение, молодая девушка старалась, по совету графа Игнатия Потоцкого, казаться весёлой. Она весело смеялась и шутила с многочисленными поклонниками, восхищенными её красотой. Никто не замечал, что смех молодой графини притворен, что её сердце разрывается от беспокойства и страха; она была любезна даже с графом Бобринским, который снова приблизился к ней и нашёптывал ей на ухо тяжеловесные комплименты.

Сосновский видел, что граф Бобринский всё настойчивее ухаживает за его дочерью, и был очень доволен, что Людовика не отвергает любезностей влюблённого кавалера. Он объяснил себе перемену в поведении молодой девушки тем, что она испугалась его отцовского гнева.

Графиня Браницкая тоже не переставала следить за графиней Сосновской. Она как бы случайно становилась и садилась так, чтобы иметь возможность видеть каждое движение молодой девушки.