Под белым орлом

Как только монархи показались у входа, украшенного флагами и гирляндами цветов, православный архиепископ, в сопровождении всего духовенства, двинулся навстречу государыне и, поднеся ей крест для целования, осенил её голову крестным знамением. Император Иосиф также низко наклонил голову пред благословением православного пастыря. Хор запел многолетие царствующим особам, и императрица под звуки пения прошла со своим августейшим гостем к средине площади. Католический архиепископ низко склонился пред Екатериной Алексеевной и благословил императора Иосифа. Затем императрица обратилась с приветствием к протестантским пасторам и еврейским раввинам, поклонившимся ей до самой земли.

— Я хотел бы, чтобы вся Европа видела эту сцену, — воскликнул Иосиф. — Несомненно, что все были бы поражены великим могуществом русской императрицы. Может ли быть что-нибудь выше такого момента? Представители всех религий собрались сюда, чтобы по доброй воле вознести горячие молитвы к престолу Всевышнего о здоровье и долголетии великой императрицы. На каком бы языке они ни молились, как бы ни называли своего Бога, у всех Он — один и тот же, дух света, правды и любви. Я давно мечтаю о таком согласии всех религий; это — мой идеал; но мне не удаётся достигнуть его и вряд ли удастся даже и тогда, когда скипетр и корона безраздельно перейдут в мои руки, — прибавил Иосиф в глубоком раздумье.

— Никакие законы и приказания не могут осуществить ваш идеал, ваше величество, — заметила Екатерина Алексеевна. — Мир и согласие не являются по первому требованию; для того чтобы достичь желаемого результата, необходим личный пример. Я — верная дочь своей матери, православной церкви, но вместе с тем даю полную свободу каждому подданному верить так, как приказывает ему его совесть, и стараюсь со всеми, без различия вероисповедания, быть одинаково справедливой. Я вполне верю, что все мои верноподданные действительно искренне молятся за меня своему Богу. Только свобода и справедливость рождают мир и согласие; к своему величайшему удовольствию, я вижу теперь это вокруг себя. Уверяю вас, ваше величество, что только таким путём и вам удастся достичь желанной цели.

— О, слова вашего величества должны быть записаны на золотой доске! — воскликнул император Иосиф. — Отправляясь в Россию, я ожидал увидеть много нового, прекрасного и великого, но то, что я вижу теперь, превосходит все мои ожидания.

Блестящая свита окружила монархов. Императрица и император подписали поданный им акт закладки и заложили его в фундамент; архиепископ прочёл молитву, в которой просил Бога помочь им возвести храм мира и любви. Затем архитектор, опустившись на колена, подал императрице на красной бархатной подушке серебряный молоток.

— Я здесь дома, — сказала Екатерина Алексеевна, — моему августейшему гостю принадлежит первое место.

Иосиф взял молоток и три раза ударил по заделанному камню; то же самое сделала и императрица. За царствующими особами последовали православный архиепископы, затем католический и протестантский пастор. Еврейские раввины не принимали участия в закладке храма и лишь тихо молились за успех дела христианской церкви. Молоток перешёл в руки всей многочисленной свиты, проделавшей ту же самую церемонию закладки, а толпа, окружавшая площадь, нескончаемыми громогласными «ура» продолжала приветствовать русскую императрицу.

Наконец государыня, в сопровождении всего духовенства, покинула площадь и вернулась во дворец, где должен был состояться обед, на который были приглашены все высшие представители различных религий.

Иосиф был восхищен тем, что происходило пред ним. Он видел осуществление своей гуманной идеи, о которой должен был молчать ввиду строгого отношения к этому вопросу своей матери. Он пришёл в прекрасное расположение духа и поражал всех своим остроумием. Екатерина Алексеевна разделяла взгляды своего гостя и была необыкновенно любезна с ним.

Такое весёлое настроение царствующих особ перешло и на всех присутствующих, и потому за столом господствовало редкое оживление.

Потёмкин, сидевший напротив императрицы, был, сверх обыкновения, вежлив и разговорчив с лицами, которые стояли ниже его по положению и с которыми он до сих пор был всегда груб и заносчив.

Графиня Браницкая, сиявшая красотой и весельем, принимала самое близкое участие в разговоре; казалось, что она вся погружена в остроумную беседу, но тем не менее она зорко следила за каждым движением Людовики Сосновской. Молодая девушка грустно и задумчиво сидела за столом, еле слушая то, что ей говорили её соседи, и по временам бросала многозначительные взгляды на графа Игнатия Потоцкого, как бы спрашивая его о чём-то.