Под белым орлом

Старый Мечислав снова несколько приблизился, чтобы поглядеть вслед быстро мчавшемуся экипажу, но в это мгновение почти рядом с собою увидел всадника, который медленным шагом приближался со стороны Могилёва и, сторонясь от проезжих, подъехал к самому краю дороги, причём обернулся в седле и поглядел вслед удалявшемуся экипажу.

Мечислав так близко подошёл к путнику, что его лошадь дрогнула.

Всадник быстро обернулся и схватился за рукоятку пистолета, выглядывавшего из кобуры.

— Куда держите путь? — спросил его Мечислав, снимая меховую шапку.

Услыхав это обращение, всадник снова опустил наполовину извлечённый пистолет и пытался разглядеть в темноте лицо стоящего пред ним человека.

— Куда вы направляетесь, пан? — переспросил его Мечислав. — Будьте покойны! я — сторож этого леса и, если нужно, могу указать вам путь.

Всадник колебался ещё одну минуту, а затем ответил:

— Я ищу дорогу к одному другу, которому должен сообщить известие о его больной матери.

— В таком случае следуйте за мной, так как вы попали на верную дорогу, — ответил Мечислав. — Пан Тадеуш Костюшко уже прибыл и ожидает вас. — Он бережно взял под уздцы лошадь всадника и отвёл её шагов на десять по лесной дорожке. Затем он прибавил: — постойте здесь немного, пока я подожду остальных.

— Они скоро приедут, — заметил всадник.

И действительно со стороны Могилёва уже доносился стук копыт второй лошади, приближавшейся быстрой рысью.

Вскоре показался второй всадник; он приостановил лошадь и пытливо огляделся кругом.

Мечислав заговорил с ним и, получив тот же ответ, провёл его к первому всаднику. Немного погодя показался и третий, который отдал тот же пароль, что и остальные.

— Теперь, вельможные паны, прошу последовать за мною, — сказал Мечислав, — я поведу переднюю лошадь под уздцы. Дорога узка, и вам придётся ехать гусем.

Вскоре он привёл гостей к своему уединённому жилищу, почтительно придержал им стремя, пока они слезали с лошадей, проводил их в свой дом и затем отвёл лошадей в сарай, где прибрал к стороне дрова и различную утварь, чтобы освободить место животным и задать им овса и сена.

Пока он заботился о лошадях, трое посетителей вошли в комнату, где Костюшко спал на медвежьей шкуре.

Первый из вновь прибывших, лицо которого осветилось огнём горящего очага, был граф Игнатий Потоцкий, который под именем Балевского в доме министра фон Берне возбудил негодование пажа фон Пирша. На нём был простой польский костюм, четырёхугольная шапка прикрывала его ненапудренную голову, а у пояса на кожаной перевязки висела сабля.

Оба его спутника были одеты совершенно так же, как и он, но были моложе его; их свежие юношеские лица с тонкими усиками имели сарматский тип в его благороднейшем проявлении. Один из них глядел смелым и пламенным взором; в его сверкающих глазах выражались вызывающая гордость и мрачная угроза. Другой — тонкий и стройный юноша — казался на вид скромным и застенчивым, как девушка, и в его больших синих глазах блистал огонь поэтического вдохновения.

Звук шагов по кирпичному полу встревожил лёгкий сон Костюшко. Он вскочил на ноги и воскликнул:

— Добро пожаловать, друзья, добро пожаловать! Я последовал вашему призыву и указал вам это место, так как не думаю, что мы могли где-нибудь лучше, чем здесь, укрыться от неприятельских шпионов. Мы здесь находимся в доме одного моего старого солдата и среди вольного леса, где нет соглядатаев. Но прежде всего позвольте мне приветствовать вас, граф Игнатий Потоцкий, который почти единственный из вельмож государства сохранил патриотические чувства! Привет и тебе, Колонтай, и тебе, Заиончек! Вы оба сохранили юношеский пыл, в порыве которого мы когда-то, будучи кадетами, дали священную клятву посвятить свою жизнь родине, да, клятву, — горестно прибавил он, — от которой судьба, по-видимому, хочет освободить нас, так как вскоре, вероятно, не будет более нашей дорогой Польши, как самостоятельного государства, и нам останется только оплакивать её на её могиле.

Заиончек — юноша с мечтательной взором — тяжело вздохнул, а пылкий Колонтай воскликнул:

— Предоставим женщинам проливать слёзы; мужчины должны сражаться и победить или умереть!

— Умереть прекрасно, если смертью покупается победа, — серьёзно возразил Потоцкий, — но ещё лучше жить и пользоваться плодами победы в обновлённом отечестве. Чтобы достигнуть этого, друзья мои, необходимо обладать осторожностью и благоразумием, и я осторожно и благоразумно соединил руководящие нити нашего будущего. Я хотел сообщить вам о своих планах, сказать вам, что я сделал для приведения их в исполнение, и для этого пригласил вас сюда, где мы, на глазах у своих врагов, наиболее обеспечены от всякой измены. Пусть нас некоторое время считают отступниками; мы можем перенести это, сознавая, что служим делу родины. Брут также принуждён был прибегать к притворству, а в борьбе со смертельным врагом всякое орудие считается пригодным.