— Разве это — не изображение нашего времени и моей жизни? — проговорил он, обращаясь скорей к самому себе, чем к сидевшему рядом адъютанту. — Ложный блеск, тени без света, показной мир, полный королевского величия, но, едва я выйду из волшебного царства иллюзий, я вступаю в густую тьму, где едва различаешь дорогу, которой к тому же я совершенно не знаю!
Адъютант не нашёлся, что ответить на эту жалобу, и Станислав Август опять погрузился в мрачное молчание. Правда, он сознавал своё печальное и тяжёлое положение, но у него никогда не было сил принять решение, чтобы выйти из этого положения; поэтому он постоянно находился в мрачной меланхолии, когда оставался один без блестящего придворного общества.
Вдали уже были видны отдельные огоньки в первых домах предместья, в которых продолжали бодрствовать работники или больные. Гайдуки щёлкали своими короткими бичами для предупреждения изредка попадавшихся прохожих.
Вдруг одна из лошадей форейтора поднялась на дыбы и слуга испустил крик ужаса. В тот же момент испуганно попятилась вторая лошадь и кучер поспешил остановить экипаж.
— Что случилось? — воскликнул король, выходя из задумчивости, но, прежде чем получил ответ, из темноты вырисовалось несколько силуэтов.
Оба форейтора были окружены, а в тот же момент несколько всадников приблизились к лошадям и схватили под уздцы фыркающих животных. Король поднялся в экипаже и схватился за шпагу, но игрушечное оружие на его парадном костюме не могло принести ему пользу в серьёзной борьбе; прежде чем он успел обнажить клинок, к дверцам экипажа приблизилось несколько человек; они кратко и повелительно приказали ему выйти из коляски.
Адъютант выскочил на землю и хотел обнажить шпагу, но на него направились дула нескольких пистолетов. Адъютанта охватил панический страх; он быстро повернул и, не обращая внимания на тьму, пустился бежать в сторону по полям. Никто из нападающих не преследовал его. Оба егеря соскочили со своих мест, один из них выхватил охотничий нож и хотел ударить им всадника, который собирался схватить за руку короля, но в тот же момент раздался выстрел. Егерь со стоном упал на землю возле фаэтона. Его товарищ, охваченный страхом, бежал по следам адъютанта.
Теперь король тоже выскочил из экипажа и хотел воспользоваться темнотою, чтобы спастись бегством, но его светлый костюм, а также то, что на него было обращено всё внимание нападавших, не дали ему возможности скрыться. Всадник схватил его за руку, а когда король поднял шпагу, то получил сабельный удар по голове, вследствие чего кровь залила ему лицо.
— Теперь ты в наших руках, — крикнул дикий голос, — пришёл твой час!
В тот же момент пред лицом короля кто-то выстрелил из пистолета настолько близко, что он почувствовал огонь; однако пуля пролетела над его головой.
Другой голос повелительно сказал:
— Стой! Не нужно убийства, жизнь короля священна, она принадлежит судьям, которые вынесут ему приговор.
— Было бы лучше покончить теперь, — проворчал первый голос. — Но во всяком случае мы должны бежать; адъютант и егерь бежали и скоро за нами устроят погоню.
Последнее требование тотчас же возымело своё действие. Гайдуки были отпущены и бешено помчались в город. Группа всадников пришла в движение. Короля, которого держали за волосы и за ворот, заставили бежать между двумя лошадьми. Ехали по дороге, ведшей к лесу, где беглецы могли укрыться.
Когда они проехали шагов сто, король, потерявший свои башмаки, воскликнул:
— Стойте, я дальше не могу! Если вам нужна моя жизнь, то возьмите её!
— Поверьте мне, будет лучше, если мы сейчас покончим с ним, — сказал один из всадников.
— Нет, — ответил другой, — его жизнь принадлежит не нам, и я защищаю её своею собственною. Никто не должен упрекнуть нас в трусливом убийстве.
После короткого разговора вполголоса была приведена лошадь, и короля заставили сесть на неё.
Косинский и Стравенский встали рядом с ним, Лукавский ехал впереди, остальные следовали сзади, и в таком порядке все двинулись через поле к лесу. На пути им попался широкий ров. Лошадь короля, связанная в своих движениях, сделала неверный прыжок, и Станислав Август упал головой в грязную воду. Двое всадников соскочили с своих лошадей и вытащили его. Едва живой, с окровавленным лицом, насквозь промокший в тинистой воде, король должен был опять сесть на лошадь и скакать дальше.
В это время со стороны дороги послышался стук подков.
— Вот они, — воскликнули отдельные голоса, — мы пропали.
Большое число всадников пересекало поле.
— Стой! — воскликнул Стравенский, — это — маленькие патрули, которые ночью обходят город; это — не погоня. Стойте же! Сейчас мы будем в лесу, а с ним живо расправимся, если он действительно помешает нам.
Но беглецы не слушали; ими овладел панический страх, и они понеслись через поле. С уст Стравенского сорвалось проклятие, и он крикнул:
— Держите его крепче, я же должен догнать этих безумных трусов, чтобы они не предали нас.
Лукавский и Косинский, а также трое или четверо всадников остались при короле.