Под белым небом. Как человек меняет природу

Дарвин был убежден, что эволюцию невозможно наблюдать. Она происходит слишком медленно, чтобы ее можно было увидеть за одну человеческую жизнь или даже за несколько. «Мы ничего не замечаем в этих медленных переменах в развитии, пока рука времени не отметит истекших веков»^{10}[109], — напишет он в конце концов. И как же тогда доказать его теорию?

Решение ему подсказали голуби. В Викторианской Англии было широко распространено выведение декоративных голубей. (Сама королева Виктория держала голубей.) Существовали клубы для любителей декоративных голубей, устраивались голубиные шоу, о голубях писали стихи. «Под сенью лавра, скрытый ласковым листом, / Спит голубиный патриарх, спит вечным сном»[110] — так начиналась эпитафия любимой птице, умершей в возрасте 12 лет. Селекционеры вывели десятки пород: веерохвостых голубей, которые, как следует из названия, щеголяли веером из перьев на хвосте; турманов, которые в полете делают сальто назад; английских крестовых «монахов», словно надевших капюшон; индианов со своеобразным кольцом вокруг глаз; и дутышей, которые могут так раздуть зоб, что кажется, будто они проглотили воздушный шар.

Дарвин устроил голубятню на заднем дворе и скрещивал птиц во всевозможных сочетаниях: английских крестовых с турманами, а индианов с веерохвостыми. Он вываривал тушки птиц, чтобы остался только скелет, — как он писал позже, от этой работы его «страшно тошнило»[111]. Когда он наконец решил опубликовать свой главный труд «Происхождение видов» в 1859 г., голуби важно «расхаживали» по его страницам.

«Я разводил все породы, какие только мог купить или достать, — сообщает он в первой главе. — Я находился в сношениях с некоторыми выдающимися знатоками, а два лондонских клуба любителей голубей приняли меня в свои члены»[112].

Для Дарвина существование крестовых, веерохвостых, турманов и индиан оказалось решающим, хоть и косвенным, доводом в поддержку эволюции. Просто выбирая, каким птицам давать возможность размножиться, голубеводы вывели породы, совсем не похожие друг на друга. «Если слабый человек мог достигнуть таких значительных результатов путем производимого им отбора», размышлял Дарвин, «нет предела для величины изменения», которой можно достичь «силой естественного отбора»[113].

Спустя полтора столетия после выхода в свет «Происхождения видов» аргумент Дарвина все еще остается убедительным, хотя сохранять ясность в терминах становится все труднее. «Слабый человек» меняет климат, и это создает сильнейшее давление отбора. Как и множество других форм глобальных изменений: вырубка лесов, фрагментация среды обитания, завезенные хищники, занесенные патогены, световое загрязнение, загрязнение воздуха, загрязнение воды, использование гербицидов, инсектицидов и родентицидов. О каком естественном отборе можно говорить в мире, где не остается ничего естественного?[114]

Мадлен ван Оппен познакомилась с Рут Гейтс на конференции в Мексике в 2005 г. Ван Оппен — голландка, но к тому времени она уже почти 10 лет жила в Австралии. Женщины были полными противоположностями по темпераменту — Мадлен была настолько же сдержанной, насколько Рут общительной; и тем не менее они тут же поладили. Ван Оппен тоже начала свою научную карьеру, когда появились новые методы молекулярной биологии, и тоже быстро осознала их силу. Несмотря на разницу в несколько часовых поясов, они начали регулярно общаться и написали вместе несколько статей. Затем, в 2011 г., Рут пригласила Ван Оппен на конференцию в Санта-Барбаре. Там они выяснили, что им обеим интересны механизмы, которые кораллы используют для борьбы с экологическим стрессом. Можно ли каким-то образом использовать эти механизмы, чтобы помочь им справиться с изменением климата?

— Мы много говорили о концепции «управляемой человеком эволюции» (human-assisted evolution), — рассказывала мне Ван Оппен. — В общем-то, мы этот термин и придумали.

Заявка, которую Рут подала в Ocean Challenge, была написана совместно с Ван Оппен. В ней оговаривалось, что в случае победы в этом конкурсе половина средств пойдет на Гавайи, а половина — в Австралию.

Я навестила Ван Оппен почти через год после смерти Рут. Мы встретились в офисе в Мельбурнском университете, который расположен в бывшем здании ботанического факультета университета, дальше по коридору от витража с изображением местных орхидей. Разговор быстро перешел к Рут.

— Она была такой веселой, такой энергичной, — сказала Ван Оппен. Ее лицо помрачнело. — До сих пор поверить не могу, что ее больше нет. Такие вещи заставляют по-настоящему осознать, насколько хрупка жизнь.