Под алыми небесами

Полковник гестапо начал кричать на Лейерса, а тот – на полковника. Пино понимал мало, но он услышал, что Рауфф упомянул Джозефа Геббельса. Лейерс ответил упоминанием Адольфа Гитлера. И по их позам и жестам Пино понял смысл разговора. Рауфф был подотчетен рейхсминистру Геббельсу, а Лейерс – самому фюреру.

После нескольких минут обмена угрозами и разговора в ледяных тонах разъяренный Рауфф сделал шаг назад и выкинул вперед руку:

– Heil Hitler!

Лейерс ответил тем же, но с меньшим энтузиазмом. Рауфф уже собрался уходить, но тут его взгляд задержался на Пино. Пино чувствовал, как полковник словно ощупывает его глазами с головы до ног.

– Форарбайтер, – сказал генерал Лейерс. – Мы уходим. Подайте мою машину.

– Jawohl, General, – сказал Пино на своем лучшем немецком и поспешил пройти между двумя нацистскими офицерами, не глядя на Рауффа, но чувствуя спиной его взгляд.

Делая очередной шаг, Пино опасался, что его окликнут. Но Рауфф не произнес ни слова, и Пино покинул платформу двадцать один, молясь о том, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

2

Генерал Лейерс сел в машину с обычным своим непроницаемым выражением лица.

– К Долли, – сказал он.

Пино увидел в зеркале глаза Лейерса, устремленные вдаль. Он знал, что должен держать рот закрытым, и все же сказал:

– Mon général?

– В чем дело, форарбайтер? – спросил генерал, по-прежнему глядя в окно.

– Людей в вагоне и в самом деле везут в трудовой лагерь в Польше?

– Да, – ответил генерал. – Он называется Аушвиц.

– А почему в Польше?

При этом вопросе глаза Лейерса чуть не вылезли из орбит, и он почти закричал в раздражении:

– С какой стати все эти вопросы, форарбайтер? Вы забыли свое место? Не знаете, кто я?

У Пино возникло такое чувство, будто его стукнули по голове.

– Oui, mon général.

– Тогда держите рот на замке. Вы больше не будете задавать вопросы мне и кому-либо другому и будете делать то, что вам говорят. Ясно?

– Oui, mon général.

Когда они доехали до квартиры Долли, Лейерс сказал, что сам заберет саквояж, и приказал Пино вернуть «фиат» в гараж.

Пино хотел бы пойти за генералом в квартиру или обойти дом и дать знак Анне, чтобы впустила его, но было еще светло, и он опасался, что его увидят. Он стоял и долго смотрел в окна квартиры Долли, а потом уехал, сгорая от желания рассказать Анне обо всем, что он видел сегодня. Убийство. Насилие. Отчаяние.

В ту ночь и многие другие ночи позже Пино преследовали сны с красными вагонами на двадцать первой платформе. Он слышал голос женщины, которая просила его помолиться за нее. Он видел детские пальчики в щели последнего вагона, и ему снилось, что они принадлежат ребенку с тысячью лиц, ребенку, которого нельзя спасти.

Следующие дни и недели Пино возил генерала Лейерса по всей Северной Италии. Спали они редко. Пино за рулем часто думал о безликом ребенке и женщине, с которой он говорил на платформе двадцать один. Неужели их отправили в Польшу, чтобы уморить трудом до смерти? Или немцы просто увезли их куда-то и расстреляли, как сделали это в Мейне и десятке других мест по всей Италии?

Если Пино не вел машину, то он чувствовал безнадежность и собственное бессилие, глядя, как Лейерс грабит заводы, вывозя оборудование, захватывая огромное количество строительных материалов, автомобилей и продуктов. Все города лишались основных товаров, которые либо отправлялись в Германию поездом, либо поставлялись солдатам на Готскую линию. Все это время Лейерс демонстрировал непримиримость, безжалостность и исполнительность.

– Я все время говорю, что союзники должны разбомбить железную дорогу через перевал Бреннер, – сказал Пино дядюшке как-то вечером в конце октября 1944 года. – Нужно перерезать эту магистраль, иначе нам зимой будет нечего есть.

– Я два раза просил Баку передать это послание, – разочарованно сказал дядя Альберт. – Но весь мир сейчас смотрит на Францию, а об Италии забыли.

3

В пятницу, 27 октября 1944 года Пино во второй раз вез генерала Лейерса на виллу Бенито Муссолини в Гарньяно. Стоял теплый осенний день. В Альпах листья деревьев приобрели огненно-красный цвет. Небо было ясно-голубым, и поверхность озера Гарда отражало и то и другое, и Пино, оглядывая пейзаж, думал, что нет ничего красивее Северной Италии.

Он последовал за Лейерсом к колоннаде и на террасу, которая оказалась пустой и забросанной листьями. Но остекленные двери кабинета Муссолини были распахнуты, и они нашли дуче внутри. Он стоял у стола, подтяжки его бриджей были скинуты с плеч и висели по бокам, рубашка была расстегнута. Диктатор прижимал к уху телефонную трубку, а на его лице застыло презрительное выражение.

– Кларетта, Ракеле сошла с ума, – сказал дуче. – Обещает приехать к тебе. Держись от нее подальше. Она говорит, что убьет тебя, так что запри ворота и… Хорошо, хорошо, перезвони мне.

Муссолини повесил трубку, покачал головой и только теперь заметил генерала Лейерса и Пино и сказал:

– Спросите генерала, бесится ли его жена из-за Долли.

Пино перевел. Лейерс встретил вопрос с удивлением, – оказывается, дуче знает о его любовнице, – но ответил: