Время от времени генерал давал Пино команду остановиться, выходил из машины, говорил о чем-то с офицерами «Организации Тодта», а потом приказывал Пино ехать дальше, а сам возвращался к своим отчетам.
«Неужели его совсем не трогает то, что мы видели? Как он может?..»
– Вы считаете меня злодеем, форарбайтер? – спросил Лейерс с заднего сиденья.
Пино увидел в зеркало заднего вида, что генерал смотрит на него.
– Non, mon général, – сказал Пино, стараясь придать лицу беззаботное выражение.
– Считаете, считаете, – сказал Лейерс. – Было бы удивительно, если бы вы не возненавидели меня за то, что я делаю сегодня. Но я исполняю приказ. На носу зима. Моя страна в осаде. Без этих продуктов мои соплеменники будут голодать. Поэтому здесь, в Италии, и в ваших глазах я преступник. Дома я буду неизвестным героем. Добро. Зло. Все это вопрос перспективы, разве нет?
Пино смотрел на генерала, думая, что этот человек загадочен и безжалостен, что он готов оправдать любое действие, преследуя свою цель.
– Oui, mon général, – сказал Пино, но все же не смог сдержаться. – Но теперь будут голодать мои соплеменники.
– Некоторые, возможно, будут, – ответил Лейерс. – Но я несу ответственность перед более высокой властью. Любое отсутствие энтузиазма с моей стороны при исполнении этого приказа может стать причиной… Но этого не случится, поскольку решение вопроса поручено мне. Едем в Милан на Центральный вокзал.
Глава двадцать первая
Грузовики, набитые продовольствием, награбленным с итальянских ферм, садов, виноградников, запрудили улицы Милана близ депо. Пино последовал за генералом в здание вокзала, потом на погрузочные платформы, где немецкие солдаты грузили в вагоны мешки с зерном, бочки с вином и громадные корзины с фруктами и овощами.
Лейерс, казалось, знает, как работает система, от и до, он выпаливал вопросы подчиненным, диктовал Пино заметки, двигаясь по платформам.
– Девять поездов на север сегодня вечером через Бреннер, – сказал в какой-то момент генерал. – Прибытие в Инсбрук в семь ноль-ноль. Прибытие в Мюнхен в тринадцать ноль-ноль. В Берлин в семнадцать ноль-ноль. В трехстах шестидесяти грузовых вагонах с продовольствием…
Лейерс перестал диктовать. Пино посмотрел на него.
У них на пути оказались семь солдат СС. За ними на дальней платформе стояли семь старых, разбитых вагонов для перевозки скота. Когда-то они, вероятно, были темно-красными, но краска выцвела, отшелушилась, дерево потрескалось и расщепилось, и вагоны казались совершенно непригодными для движения.
Лейерс сказал что-то рассерженным голосом солдатам СС, и те отошли в сторону. Генерал направился к семи старым вагонам. Пино поспешил за ним. Он поднял голову и увидел надпись «Binario[25] 21».
Пино был озадачен; он что-то слышал об этом раньше, но не мог вспомнить. Поскольку вокруг царил шум, пока шла погрузка награбленного, Пино, только дойдя до последнего вагона, услышал детский плач внутри.
Этот звук заставил генерала остановиться. Лейерс стоял, глядя на потрескавшиеся, со щелями, стены вагонов для перевозки скота, сквозь щели на них смотрело множество испуганных глаз, и тут Пино вспомнил, как синьора Наполитано говорила о двадцать первой платформе, откуда увозят на север евреев.
– Пожалуйста, – раздался из вагона плачущий женский голос. – Куда вы нас везете? Не можете же вы оставить нас так после тюрьмы! Здесь нет места. Здесь…
Лейерс, пораженный, посмотрел на Пино:
– Что она говорит?
Пино перевел.
Пот выступил на лбу генерала.
– Скажите ей, что их везут в трудовой лагерь «Организации Тодта» в Польше. Это…
Раздался свисток паровоза. Поезд сдал назад на полметра. Крики из вагона стали еще громче – сотни мужчин, женщин и детей просили выпустить их, сказать, куда их везут, молили о капле милосердия.
– Вас везут в трудовой лагерь в Польше, – сказал Пино плачущей женщине.
– Помолитесь за нас, – сказала она, и тут колеса пришли в движение, поезд начал отходить от двадцать первой платформы.
Три детских пальчика высунулись из щели в задней стенке последнего вагона для перевозки скота. Пино показалось, что это махали ему на прощание из набирающего скорость поезда. Он смотрел вслед уходящему составу и видел эти пальчики еще долго после того, как поезд ушел. Ему хотелось броситься вслед за ним, освободить этих людей, увести в безопасное место. Но он стоял, потерпевший поражение, беспомощный, подавляя слезы при воспоминании об этих пальчиках, которые словно навсегда отпечатались в его памяти.
– Генерал Лейерс!
Пино повернулся. Повернулся и генерал, лицо его было бледно. Видел ли он эти пальчики?
По платформе к ним шел полковник гестапо Вальтер Рауфф, лицо его раскраснелось от ярости.
– Полковник Рауфф, – сказал Лейерс.
Пино отошел от генерала, уставился себе под ноги. Он не хотел, чтобы Рауфф узнал его и начал задавать вопросы: каким это образом парнишка из «Каса Альпина» стал водителем генерала Лейерса.