Почувствуйте разницу

— Все нормально, — сказал Катышев, входя. — Нормальный вид. — Он обернулся и стал за собой дверь запирать.

— Входи, — сказала она. — Я закрою.

— Валяй, — сказал Катышев бодро. Так бодро, что даже противно ему стало, и про себя он выругался, а потом вдруг решил, что все нормально, чего в самом деле…

Он снял плащ, на вешалку повесил, и кепку повесил.

А она входную дверь защелкнула, к нему обернулась. А на ней халатик какой-то красный был, выцветший. Отдыхала, наверное, спала.

— Ну, привет, — сказал Катышев и улыбнулся. Очень широко он улыбнулся. — Ты спала, что ли?

— Читала, — сказала она. — Заходи, только не пугайся, у меня там беспорядок.

— У всех беспорядок, — пошутил Катышев. Так он, значит, пошутил.

И она пошла из коридора в комнату. И Катышев пошел.

И вот они сидят — он на диване, а она на стуле, а между ними стол круглый, скатертью покрытый, а на нем — рислинг и два бокала (или фужера?) и две пачки сигарет — "Опал" и "Столичные". И уже она его спросила: "По пути зайти решил или специально?" — и Катышев ответил: "По пути, но специально", и уже они поговорили про его работу, и про ее работу, и про знакомых, и Катышев ей два анекдота рассказал, а она посмеялась, и она ему рассказала, что на автобусе в Таллинн ездила, а там дождь лил, а Катышев сказал, что надо бы и ему поехать как-нибудь, а то он уже давно не был, потом еще они про фильмы поговорили. А потом все, выдыхаться стал этот разговор — разговор просто так.

И вот они сидят, и Катышев курит молча, мужественно так курит и на нее задумчиво так смотрит, и она тоже молча курит, но не мужественно и не задумчиво, а обыкновенно.

— Да, — медленно говорит Катышев, — вот такие дела…

И хмурится.

"Ну, артист!" — думает он про себя. И хмурится.

— Какие дела? — спрашивает она и усмехается.

Но не обидно, и не над ним она иронизирует. А так, ситуация. Была уже эта ситуация… Сидит, курит, нервничает. Красиво он курит… И глазами своими серыми смотрит. Грустные у него глаза. У него вообще такие. Прямо даже жалко его становится. Хотя непонятно почему. Непонятно, а вот хорошо, что он пришел… Смешно все это ужасно…

— Такие дела, — говорит Катышев. — Помнишь, у Курта Воннегута? "Такие дела". Читала "Бойню"?

— Я не читала, — говорит она.

Катышев гасит сигарету, берет новую, потом наливает остатки вина в фужеры (или бокалы?) и говорит:

— Давай. За улучшение нашего состояния.

— Споить меня хочешь? — спрашивает она. И пьет.

— Зачем? — спрашивает Катышев и на нее смотрит.

— Не знаю, — говорит она вроде как шутя.

Все она знает. И он все знает. Потому так и говорит. Потому что это уже разговор не просто так.

— А я пластинку новую купила, — говорит она. — Челентано. Хочешь поставлю?

— Поставь, — говорит Катышев. — Послушаем Чипполлино.

— Темный человек, — говорит она. — Челентано.

Она подходит к проигрывателю, включает, ставит пластинку.

Сумрачный сладкий голос вплывает в комнату, скользит вдоль стен, поднимается шатром к потолку, окружает, обволакивает, впрыскивает в сердце тревогу…

И Катышев на нее смотрит, а она сидит, рукой в такт покачивает, и сигарета покачивается, и дымок рвется на мелкие спиральки…

И Катышев встает, начинает ходить по комнате. Потом к окну подходит, стучит пальцами по стеклу в такт. А Чипполлино поет. Иголка поскрипывает. А она неподвижно сидит. И вот Катышев подходит к ней и руки на плечи кладет.

А она сидит неподвижно, только пепел с сигареты падает. А он отбирает у нее сигарету и гасит.

— Хулиганишь, — говорит она.

И на него снизу вверх смотрит.

И он к ней наклоняется, целует в губы. И еще. И еще…

Потом она отстраняется и на него долго смотрит. И Катышев спрашивает шепотом: "Что ты?" — и снова целует…

Потом она снова отстраняется и говорит: "Подожди" — и выходит из комнаты.

И Катышев один остается.

Музыка кончилась, иголка уже у самой этикетки шипит. Катышев подходит, снова пластинку пускает. Потом к зеркалу подходит. А в зеркале красный Катышев стоит, и волосы у него встрепаны, и Катышев смотрит на Катышева и подмигивает. И Катышеву, который с этой стороны смотрит, смешно делается, и оба Катышевых ухмыляются. "Кретин", — думает этот Катышев, и Катышевы расходятся по своим комнатам, садятся на диваны, и этот Катышев правой рукой волосы приглаживает. И тот Катышев приглаживает — только левой… И вот слышны ее шаги в коридоре.

И Катышев смотрит на дверь.

И дверь открывается.

И она входит.

И подходит к нему.

И становится совсем рядом.

И проводит рукой по его лицу.

И он притягивает ее к себе.

И касается ее губ губами.

Потом все исчезает.

Времени нет. Пространства нет.

…Сначала появляется пространство…

Оно возникает из тумана, и все оно — это ее лицо рядом и глаза закрытые. Потом они открываются, смотрят на Катышева, закрываются снова… И туман начинает редеть. Сначала медленно, потом быстрей и пространство расширяется, заполняется предметами…

Потом возникает время. Его показывают часы на руке Катышева, которая перебирает ее волосы. И Катышев смотрит и замечает время, вернее, не время, а который час. И помимо воли отмечает: "Нормально".