— Как отлично сложилось, идти далеко не нужно, вот передо мной стоит тот самый человек.
— Я всё сказала, проваливай. Раньше справлялась и сейчас справлюсь, — она попыталась уйти, для этого ей пришлось почти прижаться ко мне, так как уступать ей дорогу я не собирался, и посмотреть мне в глаза.
— Отлично, — проговорил я, схватив её за руки, прижимая к себе, и почти уткнувшись в её лоб своим лбом, продолжил, — Давай, выплывай, я посмотрю. У тебя-то может быть и получилось бы, но про отца ты, видимо, забыла. Как же ты собираешься вытаскивать его? Или бросишь на произвол судьбы, оставив без шанса на нормальную жизнь?
— Какое же ты чудовище, — прошипела она сквозь зубы. — Как же я ненавижу тебя.
— Узнаешь ближе — возненавидишь ещё больше, — пообещал я, улыбнувшись, отстраняясь от неё. — А теперь, садись в машину, дорогая, если ты согласна со всеми условиями.
Мимолетно я заметил, как на её лице проявляется уже неконтролируемая злость, мгновение, и я получаю довольно увесистый удар по лицу. Не обращая внимания на боль, перехватываю её горящую от пощечины руку, и, сжимая так, чтобы он не могла пошевелиться, шепчу, стараясь сдерживать гнев:
— Легче стало? А теперь садись или уходи, но не забывай, что в твоих руках чужая судьба.
Я заметил слезы в её глазах, она вырвала руку, резко оглянулась на покосившийся забор, затем на маленький домик, брови её дернулись, она едва сдерживалась от слез. Ей хватило пары секунд, чтобы попрощаться с отчим домом, и не глядя на меня вернуться в машину, захлопнув дверь.
Я обошел машину и сел на своё водительское сидение, молча пристегнулся, внутри продолжала кипеть злость, и сейчас мне лучше было бы сконцентрироваться на дороге и не говорить ничего лишнего.
Кадер же сдерживалась до тех пор, пока я не нажал на газ, стоило нам двинуться, как из изумрудных глаз выпорхнули слезы, и быстро покатились по щекам, а затем и шее. Она подняла колени на сидение и обернулась назад, наблюдая, как всё дальше и дальше уплывает её дом, но вместе с ним исчезают старые проблемы, но появляется одна большая проблема, имя которой Биркан Ташлычунар.
Когда мы покинули эту длинную улицу с кривой дорогой и съехали на другую, уже идеально ровную, ведущую через лес к так называемому элитному пригороду, где и находился наш особняк, Кадер повернулась лицом к спинке моего водительского места и спросила:
— Может, я хотя бы вещи заберу?
— У тебя будут новые, любые, какие захочешь, — к этому моменту я успел немного успокоиться, поэтому ответил без грубости.
— А что с моим отцом? — Голос её стал серым, потерянным и блеклым. Видимо, смирилась со своим положением.
— Завтра с утра его отвезут в клинику. Вечером можешь позвонить ему, чтобы не думала, что я тебя обманываю, — посмотрел в зеркало заднего вида, увидев в нем испуганно-заплаканные глаза девушки, смотрящие на меня, медленно отвернулся.
Кадер вздохнула, вытерла слезы с лица и шеи, помолчав с минуту, спросила:
— Сколько это будет длиться?
— Лечение? — Не понял я.
— Да, твоё лечение моей строптивостью.
Я хмыкнул на эту косноязычную фразу, и немного подумав, с ухмылкой на губах, ответил:
— Пока ты мне не надоешь, — к моему сожалению, это прозвучало не с некоторой игривостью, как я задумывал, а с потаенной обидой, а то и избалованностью.
Выражение лица девушки быстро сменилось, это я заметил все в том же зеркале, и с грустной улыбкой, не поднимая взгляда, она спросила:
— И когда обычно тебе надоедают подобные игры?
— Быстро, поэтому попытайся насладиться прелестями жизни.
Кажется, этот ответ разозлил её, а я хоть и быстро осознал свою ошибку, но не попытался загладить вину. Проехав несколько метров, я всё же решился нарушить это гнетущее молчание:
— Как там дела у твоей подруги с моим другом? — Как можно беззаботнее спросил я, будто несколько минут назад мы не угрожали друг другу.
— Не знаю, но уж явно лучше, чем у нас. Сомневаюсь, что сейчас он везет её куда-то против воли, — вновь съязвила Кадер, продолжая дуть губы от обиды.
Обида, подумал я. Унижение, чувствовала она.
— Разумеется, Анри и говорить с ней не будет, пока не поймет, что симпатия взаимна. А я не могу двадцать лет ждать, пока при худшем исходе и жизни в одиночестве, ты, страшась умереть в пустом доме, всё же согласишься сходить со мной куда-то. Нужно брать и делать. И чего ты губы надуваешь?
— Я не надуваю, — будто обиженный ребенок она отвернулась и скрестила руки.
— Я их даже отсюда вижу. Ладно, продолжай, в случае аварии тебе и подушка безопасности не понадобится.
— А если ты свою губу не закатаешь, то мы точно в аварию попадем, она уже до педалей достает, — продолжала свою обиженную речь девушка.
Я хмыкнул, но только потому, что не понял, о чем она говорит.
— Что за выражение? Зачем катать губу?
— Не важно, — вздохнула она, усаживаясь чуть ниже, чтобы удобнее уложить голову на спинку.
— Ты там спать собралась?
— Нет, — тихо проговорила Кадер, совсем теряя силы от случившегося, закрыла глаза. — Из-за тебя голова разболелась.
— Как хорошо получается, — улыбнулся я. — Я ещё ничего не требую, а у тебя уже отказ готов.