Почувствуй

Я стою у зеркала, вглядываюсь в своё бледное, отчего-то испуганное лицо, на платье, на фату в волосах. Пытаюсь улыбаться, улыбка получается нервной, вымученной, дерганной.

Будто я нахожусь где-то вне себя, слышу отдаленные обсуждения родственников, не могу уловить нити их размышлений, слышу урывками. Мне нужно куда-то бежать, необходимо что-то сделать, я не могу стоять здесь.

— Кадер, — возвращает меня к сознанию тётушка, сурово спрашивая. — Тебе совсем не нравится платье?

— Красивое, очень красивое, — выдыхаю я, чувствуя бешеное биение сердца.

— Лидия эксперт в свадебных платьях, — весело проговорил отец. — Она и твоей маме платье шила.

— Правда?

— То была пародия, дорогая. Костюм сшить могла, но вот свадебное платье, тяжело далось. Если сзади присмотреться, швы были видны, поэтому огромный бант ей на пятую точку пришила, — громко рассмеялась тётя, переглянувшись с моим отцом.

— И в конце вечера кто-то наступил на этот бант, — поддержал отец, он впервые так спокойно говорит о маме.

— И что в итоге? — Спросила госпожа Мехтебер.

— Да ничего, бант оторвался, и платье по шву пошло. Хорошо мы уже почти расходились, иначе Кристине пришлось бы так весь день боком ходить, да к стенам прижиматься.

Как давно я не слышала её имени из чьих-то уст. Да и сама почти никогда не произносила его. Почему теперь воспоминания о ней, её имя, так легко даются моей семье? Все забыли боль от её потери?

— Кадер, милая, ты будешь самой красивой невестой, — ласково проговорила старушка, будто не обращая внимания на разговоры о моей матери.

— А я? Я разве не буду? — Воскликнула Фериде.

— Будешь, цветочек, — я немного оживилась, подошла к девочке, схватив её личико в ладошки, чмокнула в нос. — Но самое главное быть счастливой невестой.

— А ты разве не счастлива?

Детский вопрос заставил меня задуматься, и что-то в моей душе отозвалось, беспокойство вновь хлынуло на меня.

Тем не менее, ответила я то, что должна была ответить:

— Конечно, счастлива.

— Подойди к зеркалу, посмотрим, что будет, если немного приподнять низ. Либо подберем другие туфли, — скомандовала тётина помощница.

Я сделала шаг вперёд, но резко остановилась, едва услышала чьи-то беспокойные шаги за дверью. В комнату влетел господин Тунгюч и Сарихин, едва столкнувшись с нами, они остолбенели.

Никто не знал, что и как следует сказать, а мы застыли в немом страхе, ожидая любой страшной вести.

— Кадер, дочка, присядь, пожалуйста, — я ещё никогда не видела старика таким встревоженным и одновременно заботливым.

— Что случилось? — Напряглась я, чувствуя, как сердце пропускает удары.

— Нам только что позвонили, ну… Не знаю, насколько это точно. Они могут ошибаться. Слышишь? Могут ошибаться, — невнятно проговорил старик.

— Что случилось? — Тише и медленнее переспрашиваю я.

Все молчали, напряжение раздражало, никто не мог сказать и слова, все ждали продолжения, только вот продолжение было только для меня.

Ответственность на себя взяла Сарихин, понимая, что хозяин дома не может правильно сформулировать мысль.

— Машину господина Биркана нашли возле леса, там, с той стороны особняка.

— Ближе к делу, — поторопил её господин Тунгюч, зная, что сам не решится произнести это.

— Машина взорвалась. Мне очень жаль, госпожа Кадер, — слезливо проговорила девушка.

— А Биркан? — Спрашиваю я, чувствуя едкую боль в горле и подступающие слёзы.

— Никто пока не может сказать точно, однако, по первым данным это именно его машина.

— Кадер, брат, что умер? — Испуганно спросила Фериде.

Не могу сказать, сколько времени я стояла с каменным лицом, не шевелясь, стараясь не дать себе заплакать. Стараясь отбросить эту информацию. Это всё ложь.

— Нет, — наконец оборачиваюсь я к девочке, обнимаю её, вытираю слёзы с её пухлых щёк. — Биркан не умер. Это ошибка. Слышишь меня? Это неправда. Не плачь.

— Но ведь, Кадер… — произнесла старушка, утирая с глаз слёзы.

— Нет, — резко говорю я, выпрямляя спину. — Пока мы точно не будем знать, никто не будет лить слёз. Всё хорошо.

— Но ведь это машина Биркана, дочка, — со слезами на глазах, прошептал старик.

— Как быстро вы смирились с его смертью. Биркан жив, я знаю это. И пока ничего не ясно до конца, я не позволю хоронить его, — прошептала я, сама едва сдерживаясь от слёз.

— Дочка, — протянул отец, приближаясь ко мне, с явным намерением пожалеть меня.

— Нет. Не жалейте меня. Всё хорошо. Ничего не может случиться.

Я точно знала, если кто-то расплачется, или сделает какой-то жест, чтобы успокоить меня, я точно не выдержу. Удерживать хлипкое равновесие непосильная задача, но кто-то должен взять её на себя.

— Мы не можем поехать на место? Как-то помочь? — Спросила тётя.

— Нет, полиция просила не мешать, а ждать новостей.

— Значит, будем сидеть здесь, и ждать новостей. И никто из нас ни в коем случае не будет думать о его смерти.

Работа с платьем не могла продолжаться дальше, тётушка Айшен пожелала нам удачи и уехала, а все мы остались сидеть в той тесной комнатке, расположившись на длинной, мягкой тахте.