В кухне его встретила куча искрошенного печенья на столе и под столом, а также кружка с остатками кефира в раковине. Отец позавтракал. Артем вздохнул. Надо будет убрать. Заглянул к отцу. Тот лежал на кровати и смотрел телевизор. Или правильнее сказать – «смотрел в телевизор»? У Артема давно уже сложилось впечатление, что отец вряд ли понимает происходящее на экране. На отце были старые спортивные штаны и неизменная тельняшка. Отцовы тельняшки Артем помнил с детства, отец всегда носил их и зимой, и летом. В молодости он был военным, Артем мало знал про это, отец не любил рассказывать. Служил отец вроде в Афганистане. И еще где-то. Однажды сказал, что в Африке. Может пошутил. Имел звание капитана, был ранен. Когда Артем пошел в школу, отец работал уже на гражданке – автомехаником. А Катюша тельняшки свекра не любила, называла их не иначе как вонючими полосатыми майками, если приходилось брать в руки, то делала это с демонстративной брезгливостью. Артем так и не понял, откуда возникло у нее такое иррациональное чувство к этому предмету гардероба. Хотя не в гардеробе, наверное, дело. Сразу после свадьбы они около года жили все вчетвером в этой самой квартире. Он с Катюшей в одной комнате, отец с матерью, тогда еще мать была жива – в другой. Отношения с новыми родственниками у Катюши складывались не просто. Опять Катюша.
«Хватит про нее думать!» – приказал себе Артем.
– А Катерина сегодня что-то рано ушла, на обед-то придет, нет? – повернувшись спросил отец.
«Да, сколько ж можно….»
– Не придет! – резко ответил Артем, – Катерина ушла навсегда! В прошлом году. Она здесь больше не живет.
– Да? – растеряно спросил отец, – А я не знал. Ну позвони ей, пусть за кефиром забежит, как с работы пойдет.
Болезнь по какой-то неведомой причине возвращала отца именно в тот несчастный, всего в год длиною, кусочек прошлого, где еще никто не умер и не развелся, все жили вместе, а невестка могла по дороге домой заскочить в гастроном за кефиром для старика. Может не несчастный, а наоборот – счастливый? Артем вышел из комнаты.
Заметая щеткой в совок остатки печенья, он думал о своем сне. Сон не стерся из памяти как другие сны, а, наоборот, помнился ясно и четко, со всеми деталями, включая и запах трав, и влажную прохладу росы, и приятное головокружение, и мелодичный колокольчиковый смех маленькой феи. Артем даже грешным делом заглянул в кладовку, а потом, озаренный внезапной мыслью, внимательно осмотрел свои ноги. Увы – за дверью кладовки его встретил старый пылесос, старое материно пальто, старые журналы, старые двух и трехлитровые стеклянные банки и прочее старое и никому не нужное барахло. Ноги же были чисты, на них не обнаружилось ни крупинки грязи, ни травы, ни листьев, ни иного природного сора, который неизбежно должен был бы остаться после прогулки босиком по лесу. Сон. Всего лишь прекрасный сон.
После обеда Артем возил отца к врачу. Врач была профессор с кафедры неврологии, прием у нее стоил по меркам Артема очень недешево и записываться надо было за месяц. Артем понимал (и неоднократно слышал от врачей), что помочь отцу нельзя. То есть помочь в какой-то мере можно, в смысле постараться сделать так, чтоб не стало хуже. Или, скорее, стало, но не так быстро. Сделать лучше было уже, к сожалению, нельзя. Но, несмотря на это, Артем все равно записал отца к профессору, наверное, это был какой-то психологический трюк, он чувствовал себя виноватым за то, что судорожно занимался налаживаем своего расползающегося по швам брака, вместо того, чтобы уделить время отцу, когда его состояние было еще не таким плачевным. В итоге и брак не наладился и состояние отца совсем ухудшилось. Хотя оно, наверное, и так бы ухудшилось.
Профессор произвела хорошее впечатление. Была она в годах, расспрашивала Артема обо всем подробно, внимательно, изучала данные исследований, беседовала с отцом. Точнее пыталась беседовать. После беседы этой настроение Артема совсем ухудшилось. Обмениваясь с отцом репликами на бытовые темы, выслушивая его ответы или вопросы (часто невпопад), Артем понимал, конечно, что отец воспринимает реальность неадекватно. Но он не подозревал насколько. Общаясь с профессором, отец не смог правильно назвать не то что дату, но даже и время года, на вопрос: «Где мы с вами сейчас находимся», после длительного раздумья выдал: «В комнате отдыха», а когда профессор указала на Артема и спросила: «А это кто с вами пришел?», отец нахмурился столь сосредоточено, что Артему захотелось обнять его, сказать: «Папа, ты что, это же я, Артем, сын твой!». Отец, впрочем, вспомнил и сам, сказал: «Сын». Но когда врач спросила, как сына зовут, ответил: «Сережа». Сережей звали двоюродного брата Артема, он жил с семьей в другом городе и в этом году должен был закончить школу.
– Спит, кушает нормально? – обратилась она к Артему.
– Вроде да, – ответил он.
– Агрессия, раздражительность?
– Нет.
– Что-нибудь кажется, видится, слышится?
– Бывало, – вспомнил Артем, – Говорил, что какую-то старуху с младенцем видел в своей квартире.
– Вредных привычек нет?