Почтальон

Сергей натянул брюки, накинул пиджак, посмотрел в зеркало, лицо было помятым и небритым, глаза – красными. У калитки ждала машина, когда Травин сел на заднее сиденье, там уже расположилась Черницкая. «Форд» заехал внутрь Окольного города, свернул на Гоголевскую улицу и остановился почти в конце, возле белого двухэтажного здания в глубине двора, у подъезда, приметного цилиндрическими сводами. Это здание Травин знал, последним дореволюционным владельцем его было Псковское археологическое общество, а предпоследним – Лапин, отец Вари. Дом был выстроен капитально и явно не для жилых целей, полы из кирпича, уложенного ёлочкой, железные кованые двери, толстые стены со сводчатыми окнами создавали неуют.

Их с Черницкой под конвоем провели в большую комнату, обставленную казённой мебелью. Докторша ёжилась, кутаясь в лёгкое пальто, выглядела она не лучше Травина, когда её вели сюда, казалась испуганной, но стоило конвойным выйти, как тут же изменилась, стала куда увереннее.

– Я уже жалею, что связался с вами, – сказал Сергей.

– Поздно, – докторша уселась рядом, подхватила его под руку, прижалась, – что мнёшься, обними барышню, согрей, нам тут ждать ещё.

Ждать пришлось минут двадцать, наконец в комнате появился Меркулов, он уселся за длинный стол, хлопнул картонкой с бумагами. По лицу было видно, что особист крайне недоволен.

– В этой папке, – сказал он, – лежит бумага, по которой я тебя, гражданин Травин, могу расстрелять хоть сейчас. Знаешь, за что?

– Нет, – Сергей пожал плечами, зевнул, спать хотелось неимоверно.

– За саботаж. Сведения из тебя чуть ли не калёным железом приходится вытягивать. И с чего ты взял, что сбежавший человек – Леднёва?

Травин задумался. Было в хозяине Фомы что-то знакомое, но вот что именно, понять он не мог, на ум только Леднёва приходила.

– А кто же ещё? Она актриса, могла грим наложить, а что мужчину изображает – это я в спектакле видел. Живёт на одном этаже с ворами, и не в курсе их дел? Нескладно получается. Её ведь задержали?

– Нет, – Меркулов сморщился, словно лимон съел, – в комнате нашли грим, женскую одежду и чемодан, но Леднёва сидела у себя в квартире. Там тоже есть ход вниз, на первый этаж, только не в кладовую, а в гримёрку, говорит, в той комнате она переодевалась иногда, вещи хранила, если хозяева разрешали, а о чемодане и слыхом не слыхивала. К тому же он пустой. Нашли ещё один ход, прямо из кухни в небольшой подвал, а оттуда на улицу, вот по нему кто-то точно сбежал.

Травин не стал говорить, что с такими ресурсами, как у ГПУ, можно заранее план дома достать, Меркулов это наверняка и сам знал.

– Что с Моглино? – спросил тот.

– Всё, что я знаю, так это что Грунис получила предписание на проверку сейфа, и у неё послезавтра в подвале должно лежать примерно триста пятьдесят тысяч рублей. В кредитсоюзе вы уже побывали?

– Да, – Меркулов достал бумажный червонец, швырнул на стол, – на двести восемьдесят тысяч фальшивок, и не только там. Ещё «Металлист», все деньги на выкуп облигаций, и фабрика «Шпагат», выручка за весь апрель. Всего почти на миллион.

– Значит, всё же фальшивки?

– Когда знаешь, что искать, найдёшь, в одном месте дефект присутствует, причём сразу так и не увидишь, а мы нашли. И уж если о Леднёвых говорить, предположим, они тут заводилы, откуда бумагу взяли?

– Не знаю, – Травин развёл руками. – В архивах надо смотреть, кто отвечал за ассигнации.

– Вот тут заковыка, – Меркулов тихо хлопнул ладонью по столу, – отвечал Коммерческий банк, а вместо него сейчас газета в этом доме сидит, все архивы передали в суд, и они там сгорели в двадцать втором году, концов не найти, а каждого подозревать мы не можем. Точнее говоря, можем, но уж больно их много получается. Вот, смотри, я тут накидал всю эту преступную кодлу.

Меркулов вытащил из папки расчерченный лист, пододвинул Сергею. Тот уставился на кружочки и стрелочки, очень они напоминали ту схему, что он сам нарисовал. кое-кого там, правда, не было. Зато был человек из адмотдела, помеченный не фамилией, а аж четырьмя знаками вопроса, и он соединялся с Юткевичем.

– Липкина Зоя, с почты, – сказал Травин, – спит с Лакобой.

Меркулов переспрашивать не стал, написал на листе фамилию Зои рядом с Екимовой, прочертил стрелку к Лакобе.

– Липкина ведь у тебя иностранной корреспонденцией занималась?

– Да.

– Это многое объясняет. Теперь всё?

– Нет, – Сергей покачал головой, – Мухина вы всё-таки допросили. Подозреваете его?

– Знаем мы теперь твоего Мухина как облупленного, – начальник особого отдела вздохнул. – Грешки за ним водятся, но не те, чтобы в контрреволюцию играть, даже скорее наоборот. Интересный человек, беседовал я с ним намедни, так он о тебе такое порассказал, хоть в рамку и на стену вешай. Ну и о себе многое. И дом мы его обыскали, тихо, пока его не было, и сожительницу проверили, любопытная персона, но безобидная. Мы уж думали, она связана как-то, отец её следователем был в то время и мог архив припрятать, но не тянет Варвара Алексеевна на Софью Блювштейн.

– Значит, не виноваты они?