Почтальон

Глаша пришла домой не вовремя и застала Лакобу с Липкиной, вместо того чтобы решить всё полюбовно и по-русски – мордобитием, водкой и примирением, заявила, что на следующий день пойдёт в милицию и всё об их делишках расскажет, и что теперь у неё есть новое сердечное увлечение. Даже какое именно – сказала, назвала имя нового полюбовничка. Переоделась, швырнула подаренный заячий полушубок Лакобе в рожу и ушла письма разносить. Савушкин, который раньше с Екимовой встречался, обрадовался, что у них с таможенником всё кончено, и за ней через полчаса отправился. С его слов, они повздорили, он женщину толкнул, та упала головой о камень и не дышала. После этого радиолюбитель в панике побежал к Лакобе, тот на Савушкина орал страшно, но потом утих, сам себе записку написал и спектакль разыграл, словно от ревности с ума сходит, даже напился для храбрости. А Липкина ему подыграла.

– Ох и жук этот Лакоба, – спокойно сказал Травин, – такого ревнивца у почты разыграл.

– Не только это, он ещё и Савушкина заставил тебя оговорить, чтобы наверняка. Так что, друг мой любезный, сидеть тебе за решёткой, если бы не все эти обстоятельства. А так со мной познакомился, считай, повезло вдвойне.

– Но теперь-то разъяснилось всё? Савушкина схватили? – деликатно соскочил Сергей со скользкой темы.

– Твой Савушкин, когда за ним пришли, откуда-то достал пистолет и пытался с собой покончить, но не смог, что-то с оружием у него было, пружина сломалась, пока на курок жал. Милиционер в горячке прострелил ему ногу, так что лежит теперь в камере подраненный. – Черницкая взяла себе со сковороды едва ли пятую часть, остальное отдала гостю. – Во всём сознался, голубчик, и в убийстве, и в том, что про делишки Лакобы догадывался и своим передатчиком пользоваться разрешал, и что за границу уехать хотел при первой возможности, потому как здесь не ценили его.

– Нашли? – Сергей невозмутимо промокнул желток куском хлеба.

– Что?

– Сумку почтовую.

– Нашли, он её в ту же ночь спрятал в шпиле, где антенну свою наматывал. Письмо за картонку забилось, которая на дне, так что он думал, что до тебя Екимова дошла. Так оно и пролежало с тех пор.

– Почему до меня? – удивился Сергей.

– Тут такая странность произошла, – докторша внимательно на Травина посмотрела, – конверт этот тебе был адресован.

– Мне?

– Да. Внутри карточка почтовая лежала, пустая, а на конверте твоё имя.

– Зачем кому-то мне карточку пустую присылать?

– Ты всё-таки болван, – Черницкая рассмеялась. – Женщине нужен повод был, чтобы в гости к тебе зайти, что тут непонятного. Ты ведь ей глазки строил?

– И в мыслях не было, – неискренне сказал Травин. Но тут же поправился: – Если только чуток.

– Ну вот ей этого и хватило. Решила, что ты отличной заменой Лакобе будешь, взяла твой адрес, написала отправителем Ленинградский почтамт, положила в сумку. Почерк сличили, её рукой сделано. Только себя не вини, не ты же её убил.

Сергей усмехнулся.

– Ты меня с самого начала подозревала? Екимова ведь тебе конверт показывала, так?

Черницкая кивнула.

– Если бы мне нужда была её убить, я не стал бы тело на улице оставлять, тем более под камнями. Донёс бы до реки и там утопил. И камнем бить нечего, проще шею сломать.

– Опасный ты человек, Травин, – вздохнула докторша. – Вот ты сейчас сказал, и у меня внутри похолодело всё, а я ведь тоже кое-чего повидала. Ну что, наелся? Тогда давай думать, как Чижикова найти, Меркулов тебе карточку не запросто так сунул.

– Хорошо, – согласился Травин, – только прилечь надо, ты, как доктор, в курсе ведь, что так кровь к голове приливает и думается лучше.

* * *

– Ну что там?

Леднёва сидела перед зеркалом, снимая накладные ресницы. Спектакль в вечер вторника удался, несмотря на суматоху, зал был полон. В этот раз театр обошёлся без экспериментов, давали «Вишнёвый сад», и Дарья Павловна блистала в роли Раневской. Странно только себя вела другая актриса, Слуцкая, разговаривала чуть свысока, словно к режиссёру в любовницы попала. Ресторан закрыли, оставив отдельный вход на второй этаж, приезжие разбежались по гостиницам и частным домам, и семейная пара осталась жить в одиночестве.

– Пасут, сволочи, – инженер, когда оставался с ней один на один, менялся, суетливость исчезала вместе с велеречивостью, – всего два раза оторваться удалось. Я был у Чижикова, зашёл за твоим заказом.

– И что?

– Нет ничего под стелькой. Приказчик говорит, к ним приходило ГПУ, Яшка сбежал. Лакоба тоже куда-то пропал, так что с нанимателями нашими связи нет.

– Ну и хорошо, – Дарья Павловна вытерла лицо салфеткой. – Фома пока в милиции, записку получил, сказал всё как надо, в четверг рано утром его везут в Красную Репку, это в четырёх верстах от Моглино по просёлку. Наш человек постарается быть в машине, сделает так, что водитель заболеет в последний момент, повезёт сам, а сопровождение уберёт. Встретим, заберём деньги и за границу. Наши червонцы уже не принимают?

– В Пскове нет, проверяют тщательно, там какая-то чёрточка лишняя пропечаталась, вроде как ресничка.