Медсестра ввезла каталку, на которой лежал огромный молодой человек. К руке его тянулась от капельницы прозрачная трубка.
– Что с товарищем?
– Кровь переливали и не уследили, – медсестра вздохнула, – больше литра отдал. Наденьку Матюшину знаете, вы же её спасли, считай, от бандита? Так этот гражданин оказался с редкой группой, которая ей подошла. Ему снотворное вкололи, будет спать, как младенец, вас не побеспокоит. Если что, зовите, а я вам через час ужин привезу.
Юткевич улыбнулся как можно приятнее и раскрыл роман Владимира Обручева «Плутония», написанный им ещё до революции, но изданный только в 1924 году. Дядя писателя, генерал Обручев, был прообразом Рахметова в романе популярного у большевиков Чернышевского, да сам Владимир Афанасьевич тем ещё вольнодумцем считался, что, по мнению Юткевича, сказалось на литературном качестве романа. Тем не менее история экспедиции в подземный мир его увлекла настолько, что даже ужин он съел мимоходом, в туалет выходил с книгой, оторвался за полночь.
Подселенный молодой человек дышал ровно, вот только не спал, а пристально смотрел на Казимира. Вечером Юткевич не приглядывался, а сейчас узнал – это был Травин, работник почты, который задержал Сомова, его фотографию показывали в адмотделе.
– С вами всё в порядке?
Травин вытащил из вены иглу, сел на каталке.
– Пожрать бы, – сказал он. – После этого дела всегда жрать хочется, а они воду закачивают, живодёры.
– После какого дела? – Юткевичу было всё равно, но раз уж начал разговор, приходилось его поддерживать.
– Как кровь из меня выкачают. Должна же тут где-то еда быть.
Сергей соскочил с каталки и открыл тумбочку. Та была пуста, и он полез в другую, где лежали вещи Юткевича.
– Позвольте, – тот попытался Травина отпихнуть, но эффект был такой же, как в стену дома упереться. – Это мои вещи, товарищ, что вы безобразничаете.
– Такой у меня характер вредный, – Сергей, не обращая внимания на потуги соседа, порылся в тумбочке, достал пакет, перетянутый бечёвкой, подбросил на ладони. – Шоколад внутри?
Юткевич побледнел. Этот пакет ему принёс посыльный днём раньше, и заглядывать в него посторонним не следовало.
– Положите на место, – потребовал он твёрдо. – Если вам нужна еда, зовите медсестру.
– Нельзя от товарища прятать хавчик, – Травин рванул бечёвку, в пакете лежала пачка сеятелей, а под ней – книжечка в тёмно-синей обложке и три фотографии. – Ты смотри, богатый у меня сосед, это ж три тыщи, на них пирогов можно…
– А ну положь на место, – в лицо Сергею смотрело дуло револьвера.
– Ты ведь Сомова застрелил? – Травин отложил свёрток в сторону. – Шесть пуль, две в голову, четыре в стену и потолок, и это с метра. Только, товарищ агент, оружие перезаряжать надо, а то я сейчас через барабан портрет твой видеть могу.
Юткевич мог поклясться, что вставлял пули в обойму, но и правда, вместо них только дырки были. Агент швырнул в соседа пистолет, с неожиданной для его возраста проворностью скатился с кровати и бросился к двери, но Травин его перехватил, ударил в живот, бросил обратно на матрас. У Юткевича потемнело в глазах, дыхание сбилось, пока он жадно ловил ртом крохи воздуха и пытался разогнуться, Сергей привязал его простынями к кровати, заткнул рот своим же бинтом, сел рядом, раскрыл эстонский паспорт.
– Иван Шафрин, город Выру, рожа на фото – вылитый ты. И фотографии хорошие, смотри, виселица тут, на ней какой-то поц в кожаном клифте колышется, а рядом ты стоишь, вот же, смотри, рядом с чухонским командиром, – Травин ткнул Юткевичу фотографию прямо в нос. – А вот эту морду я где-то видел. На генерала Булахевича похож, который Псковом во время оккупации командовал, и тут ты возле него вертишься, отличная компания подобралась. Разве ж такие вещи при себе хранят, Казимир Фадеевич, мало ли кто увидит, плохое подумают. Глазами-то так не верти, выпадут. Знаешь, где ты прокололся, ну кроме как за Сомова решил в убийцу сыграть? Пацан, что тебе червонцы и бумажки эти передал, его Пашкой кличут, он Сомову племянником приходится, я его по случаю знаю. Медсестричка, которая тебя к нему вызвала, очень точно его описала, и часовой вас тоже приметил. Так что, господин Шафрин, ты мне сейчас всё как на исповеди расскажешь. Нет, лыбишься, думаешь, я тут шутки шучу? Небось, когда Прохорова резал, так же веселился?
Сергей ухватил Юткевича за левую ладонь и сломал кончик мизинца. Агент взвыл, такой адской боли он давно не испытывал. Но Травин не останавливался, сломал следующий палец, а потом и средний.
– Пальцев у тебя ещё семь, – сказал он. – Ты, как решишь, что готов говорить, кивни, но не тяни, а то в носу ковырять нечем будет.
Глава 17