Почему у собаки чау-чау синий язык

Пришло время отправляться на «Электрозаводскую» – там, у станции метро, на взгорке стояло здание сталинской «классической» архитектуры с портиком и колоннами. Это и был Телетеатр, где проходили все КВНы. Позже Телетеатр стал клубом электролампового завода. По дороге мы большой компанией забежали к Вите Проклову домой. Дальше поехали, прихватив с собой Витину сестру Лену и Таню Грудневу, сокурсницу Лены по школе-студии МХАТ, ставшую через полгода Витиной женой. Заодно забрали символ нашей команды. Кто из нас его придумал, никто сейчас не помнит, я же склоняюсь, что эта идея принадлежала Владу Минченко. В ведерко для льда мы вставили обернутую салфеткой, как заворачивают бутылку шампанского, скрипку-четвертушку. Со словами «Архитектура – это застывшая музыка» ведерко должен был внести на подносе с грацией официанта Любимов. Эта творческая задача была ему вполне по силам.

Скрипку-четвертушку то ли за восемь, то ли за двенадцать рублей мы купили с Зегалем в магазине музыкальных инструментов на углу Пушечной и Неглинной. Ведерко Витя выпросил у бабушки Нади, уже известной читателю как бармен из ресторана гостиницы «Москва». Витя клятвенно обещал его вернуть, чего, конечно, не сделал.

Баба Надя, никак не знакомая с высказываниями американского президента Теодора Рузвельта, регулярно повторяла с небольшой интерпретацией его слова. Президент по поводу какого-то латиноамериканского диктатора сказал: «Он, конечно, сукин сын, но он наш сукин сын!» Надежда Георгиевна о своем внуке отзывалась следующим образом: «Витя наш, конечно, говно, но он свое говно!»

Спустя много лет после закрытия КВН нас еще помнили, так как ведерко с шампанским украшало кабинет главного редактора молодежной редакции Валерия Александровича Иванова. Позже он возглавлял дирекцию московских театров и, похоже, приз переехал вслед за ним в новый кабинет. Каждый раз при встрече Иванов мне говорил: «Вчера у меня опять были иностранцы. Они от вашего приза в восторге». К счастью, мы нечасто встречались…

Видя наше страшное возбуждение, другая Витина бабушка, баба Ира, которая жила вместе с внуками, достала из правой половинки кухонного шкафа валокордин (она его там всегда хранила) и заставила нас всех его выпить. Баба Ира была опытным человеком, всю жизнь проработала в НКВД – КГБ. Витин и Ленин папа, мой будущий тесть Игорь Викторович предостерегал нас, чтобы мы не обольщались ее покорным видом. «Она в 37-м коммунистам иголки под ногти засовывала!» – говорил он про тещу, жутко округляя глаза и испытывая необыкновенное удовольствие, когда его жена возмущенно возражала: «Игорь! Что ты несешь!»

Как профессиональные артисты, в зал мы прошли через кулисы. Там нас поразило, что Светлана Жильцова, как ученица в школе, зубрила свой текст. С Масляковым я поздоровался, как с родным. Саша уже тогда был очень популярен, но держался вполне демократично. Ему сильно помогало хорошее чувство юмора, которое он почему-то как тогда, так и сейчас тщательно скрывает, вырезая свои шутки из эфира. Возможно, еще и потому, что они на порядок лучше острот тех, кто колбасится на сцене.

Зал мало сказать шумел – он почти буйствовал. Первый конкурс устроили среди участников и болельщиков – было предложено спеть фрагмент из любой песни, по смыслу наиболее подходящий к предстоящему событию. Мы отличились сразу, дружно встав и пропев: «Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает!..»

Клипин принес с собой кинокамеру «Красногорск» и спустя сорок лет уверял, что у него где-то сохранилось на пленке все наше выступление, поскольку камеру он вручил исполнительному отличнику Саше Андрееву. Правда, за сорок лет так никто и не увидел ни одного кадра.

Есть такая порода репортеров, которые все время снимают гениальные кадры, обещают их тебе подарить, но никогда этого не делают. В 1976 году на последней советской «Юморине» в Одессе Юра Рост сказал, что сделал потрясающий кадр, где я чуть ли не в центре волнующей композиции. «На следующей неделе я тебе напечатаю этот стишок», – обещал Юра. Я попал к нему в объектив, когда утром второго дня «Юморины» внимательно наблюдал, как одесский таксист Фима на «Запорожце» съехал по одесской лестнице. Как обком такое разрешил после детской коляски в фильме «Броненосец Потемкин»?! Широта взглядов на глубину местных проблем меня сразила на карнавале, когда я увидел плакат: «Что ты сделал для появления миллионного жителя Одессы?» Обком, как выяснилось, все же не дремал и прикрыл «Юморину» целиком, раз и навсегда, так что я оказался на последней, что сглаживает длящееся уже не одно десятилетие ожидание, фотографии от Роста.