Почему у собаки чау-чау синий язык

Наконец, наступало мрачное Средневековье. На сцене появлялся стол, покрытый зеленой суконной скатертью, рядом торчало распятие и сидели в капюшонах люди, изображающие инквизицию (сильно напоминающую заседание парткома): мол, что эти архитекторы себе позволили… Мишу Шапиро, самого толстого, как провинившегося архитектора укладывали на стол, и палачу приказывали: «Отец Онуфрий, сломайте ему одну ногу!» Папков перед микрофоном ломал какую-то палку. Получался жуткий скрежет, женщины падали в обморок. «Сломайте ему еще и вторую ногу!»

Это представление, напомню, называлось «Улыбкой предков», и слух о нем прошел по всей Москве. Ректор Казиатко жутко испугался. Это сейчас у всех в телевизоре десятки программ. А тогда же и телевизора толком не было! Зато по беспроволочному телеграфу москвичи передавали друг другу: ребята в Архитектурном институте сделали потрясающий спектакль! «Сплошняк» пригласили выступать в Дом архитектора. Казиатко сказал: «Не надо больше никаких представлений». Но ребята все равно пошли. Выступили! Был настоящий фурор!

Спустя четырнадцать лет ректор сказал нам: «Хватит!» И мы никуда не пошли. Времена в нашей стране меняются с большой скоростью.

Пока мы орали на сцене актового зала, который назывался Красным, разучивая песню, на балюстраде большого холла перед ним группа лучших специалистов по выклеиванию из ватмана макетов трудилась над нашей декорацией. Как сорок греческих полисов спорили, в каком из них родился Гомер, так и замысел нашего сценического оформления имеет слишком много авторов. Но если вы читали предыдущий исторический экскурс, то скорее всего такая идея могла прийти в голову Мише Папкову.

Мы собирались выйти на сцену в «домашнем задании», неся в руках, как трубу, архитектурную колонну с базой, капителью и даже каннелюрами [3]. Конечно, без энтазиса [4], но и так наше сооружение выглядело внушительно. Мы выстраивались в линейку, человек двенадцать, и каждый держал кусок белоснежной колонны размером не меньше полуметра. Потом во время выступления колонна распадалась. Мы расставляли ее части на сцене произвольно, и получалась декорация, напоминающая развалины античного города.

В отличие от других команд, где месткомы содержали своих остроумцев вплоть до того, что шили им костюмы, все, что мы получили от родного профбюро, – это материальную помощь в размере десяти рублей, выписанных на Олю Зачетову, и столько же на Витю Проклова как на нуждающихся студентов (что само по себе по отношению к Вите было смешно). На эти двадцать рублей мы купили ватман для колонны.

Спустя сорок лет Клипин меня уверял, что выкройку для частей колонны придумал именно он. Пространственно действительно получилась довольно сложная конструкция. Мы долго вспоминали, как сумели довезти ее до Телетеатра, где проходила игра. Наконец главная по выклеиванию Лена Овсянникова, внучка академика архитектуры Виноградова, с которым советовался еще Ленин, сказала, что в Телетеатр мы отвезли только заготовки, а фрагменты склеивали уже за кулисами.

За день до игры нас вызвали на так называемый тракт, то есть на генеральную репетицию. Мы встали перед камерами и запели. Я с подачи Рословой, иными словами после ее пинков, тоже успешно заголосил. КВН всегда снимали одни и те же операторы. Я, еще околачиваясь в бакинской команде, с ними познакомился, – два Олега. Тогда двух вполне хватало, сейчас, думаю, работают камер двенадцать. Одного Олега мы называли «черненький», он был помоложе, брюнет с орлиным профилем. Другой Олег – «маленький», хотя «маленький» был старше «черненького». Пою я себе и пою, как вдруг вижу, что Олег «маленький» в истерике сползает по штативу на пол. Тогда под камерами стояли мощные колоннообразные, но на колесиках, опоры. Точнее назвать их станинами. Олег почти лежит на полу и корчится, и тут я понимаю, что пою один. Оказывается, все мои товарищи договорились и в какой-то момент замолчали… А я не только продолжал петь, но еще и очень старался. Но чем сильнее я старался, то есть чем громче «пел», тем фальшивее у меня получалось. Режиссер Белла Исидоровна спросила: «Вы специально это подготовили как номер?» Но я гордо отказался от возможности стать знаменитым на всю страну. Честь, я считал, дороже. Зегалю я сказал все, что о нем думаю. Он клялся, что это не он придумал, но в глаза, гад, не смотрел.

В результате сумасшедшей тренировки, по словам Андрея Климова, «мы достигли дикой синхронизации. Мы боковым зрением, когда говорил партнер, следили за остальными, выдыхали, когда выдыхал стоящий рядом».