Почему у собаки чау-чау синий язык

Би еще не знала, с кем свела ее судьба, а Бьёрн расхохоталась, причем так заразительно, что вместе с ней рассмеялись все. Анна-Луиза что-то строго сказала по-шведски, и девушки, перестроившись, вновь встали в один ряд, дежурно улыбнувшись, но подчеркнув тем самым свою независимость. Как ни странно, самая красивая вопреки всеобщему правилу имела и самый большой авторитет в компании.

Здесь же, в московском дворе, я узнал, какой ветер занес шведских девушек в нашу счастливую страну. Оказывается, вместе с другими иностранными студентами, изучающими у себя на родине русский язык и литературу, Бьёрн, Анна-Луиза и Би приехали на летнюю практику в СССР и живут под Москвой в молодежном лагере, где каждый день проходят занятия. Сегодня у них выходной, и они решили побывать в тех местах, которые описал Булгаков в романе «Мастер и Маргарита». Но где в Москве расположены интересующие их улицы и дома, они, естественно, не знали и решили остановить парня с внешностью читающего человека (что ж, Юрка под эту категорию вполне подходил) с надеждой, что он им не откажет и покажет на карте, как попасть прежде всего в заветный дом, где писатель сочинил свою великую книгу.

Представительницы капиталистического общества даже пообещали Юрку после экскурсии отблагодарить. Интересно чем?

Многое в этих трех девушках выглядело для нас совершенно непривычным. И прежде всего то, что Анна-Луиза, Бьёрн и Би все время доброжелательно улыбались. И хотя внешне они были совсем разные, оделись одинаково. Все три в синих джинсах, в клетчатых рубахах, расстегнутых настолько, насколько это возможно, наверное, у шведок, но совсем уже невозможно у нас. А Би еще подол рубашки завернула узлом на животе, открыв пупок. На ногах у них на тоненьких ремешочках держались плоские, без каблуков, подметки.

С другой стороны кортов стенка, у которой новички учатся бить по мячу, примыкала к ресторану «Узбекистан», и сейчас оттуда вечерний незаметный ветерок донес до нашей компании острый запах жареной баранины. Мы с Сашей непроизвольно сглотнули.

– Пошли отсюда, – сказал Сашка, – здесь больше делать нечего.

На улице уже начиналась вечерняя заря, и в окнах начали вспыхивать последние отражения солнца. Над бывшим Петровским монастырем застыла бледная луна – символ лета.

Болтая и знакомясь, мы прошли через дворы, вышли на пустую воскресную Петровку и побрели по ней вверх к улице Ермоловой, ныне и прежде Большому Каретному, в надежде, что Ирина Михайловна не уехала со всей семьей на дачу. Во дворе у Витьки к тому же жила парочка знакомых ребят, у кого тоже можно было одолжить хотя бы пятерку.

Саша, шагая впереди, уже обнимал за плечи Анну-Луизу, за ними, держась за руки, подпрыгивали Юрка и Бьёрн, а замыкали шествие я и Би, шагающая, как журавль в мультфильме. Может быть журавли точно так же передвигаются, задирая колени и в жизни, но я их никогда не видел, кроме как в зоопарке, а там они не двигались.

– Ты сын небогатых родителей? – спросила у меня Би. Говорила она по-русски, сильно искажая слова, но я так писать не хочу, потому что даже исковерканное ею слово выходило очень симпатичным и ласковым, а если попытаться изобразить на бумаге, получится сюсюканье и кривлянье. Например «небогатый» у Би получалось как «ниибёгятий». Отвратительно читать, но слушать удивительно приятно.

– Небогатых, – утвердительно кивнул я.

После такого откровенного признания Би сама обняла меня за плечи, что, впрочем, при ее росте было совсем нетрудно сделать. Вечер стал приобретать вполне конкретные очертания.

Мы еще не дошли до улицы Москвина с филиалом Художественного театра, как Саша резко остановился на полушаге. На противоположной стороне темнела прикрепленная к фасаду гранитная доска с барельефом знаменитого поэта. Именно она приковала его взгляд.

– В этом доме жил Сергей Есенин, – гордо заявил рыжий Юра.

– О, Эсэнин, – застонали восторженные шведские девушки. Экскурсия по литературной Москве для них неожиданно уже началась.

– Жил с внучкой Льва Толстого, – дополнил я.

Шведских специалисток по русской литературе чуть не хватил удар. Би прижалась ко мне с такой силой, будто хотела, чтобы от взаимного проникновения молекул у нас срослись тазовые кости. Бьёрн и Анна-Луиза бросились на другую сторону ощупывать камни дома. Я уже приготовился отправляться на поиски квартиры, где проживал златовласый певец России, но моего друга осенило еще до того, как я стал проявлять чудеса собственной эрудиции.

Сашка остановился и начал задумчиво двигать пальцем в носу. Вся компания замерла, даже Би перестала об меня тереться.

– Пойдем в «Яму», – безапелляционно сказал Зегаль.

– Нам хватит только на пиво и сухарики, – тихо заметил я, поскольку шведки изучали русскую литературу, а в ней про сухари много чего написано.

– В «Яму», – повторил по-наполеоновски Саша.

Тогда я, зная его не первый год, понял, что он что-то задумал. Но сперва расскажу историю, связанную с его дурацкой привычкой, или, чтобы звучало красиво, фирменным жестом.