Почему ты меня не хочешь?

– Я... мы... ты не обязан... ты свободный человек, Фрэнк.

– Когда Хани пойдет спать? – спрашивает он.

– Уже скоро.

– Мне ее уложить?

– Нет, пусть мультик досмотрит.

– Хорошо. Так о чем ты говорила?

– Ох, черт. Я просто пыталась сказать помягче, Фрэнк. Что я ничего не жду, что ты не обязан становиться моим партнером. Все было замечательно, но я не хочу, чтобы из-за этого у нас испортились отношения. Поэтому, если у тебя есть планы на вечер, – иди. Со всеми вытекающими последствиями.

– Ты хочешь, чтобы я опять приводил домой женщин?

– Если ты сам этого хочешь. – Нет, нет, нет.

– Что, на тройничок? – смеется он. – Ну ты даешь.

– Нет, не на тройничок. Исключительно для твоего личного употребления. – В моем голосе зазвенели металлические нотки. Я не специально, но обычным голосом я врать не могу.

– Для твоего, – говорит Хани.

– Но... – Фрэнк уже не смеется. У него бледное и непроницаемое лицо.

– Вот что я хотела сказать. Пойдем, Хани, спать пора.

– Стелла!

– Подожди, – отвечаю ему с лестницы.

“Сейчас, – думаю я, укладывая Хани в постель. – Сейчас”. Сегодня я спрошу о его дочери и ее матери, и почему его любвеобильность не распространяется на них. Сейчас.

Но, когда спускаюсь вниз, его уже нет.

19

Двадцать минут спустя – звонок в дверь. Наверное, ключи забыл.

– Слава богу, – говорю я, открывая дверь.

– Здравствуйте. – На пороге Мэри. – Милочка, я опоздала?

– Здравствуйте, Мэри. Э, нет. Нет, вы не опоздали. Вообще-то... – А что она тут делает?

Мэри быстро проходит мимо меня и снимает пальто.

– Холод на улице собачий. А моя крошка Хани еще не спит?

– Спит уже.

– Как, вы все еще не одеты? – вопрошает Мэри. – Уже без четверти девять – вам пора собираться. Я принесла с собой все необходимое, если снова придется на ночь остаться.

– Мэри, мне кажется, вы ошиблись... На сегодня мы няню не вызывали.

– Меня Фрэнсис попросил. Позвонил сегодня днем, около пяти. Он собирался пригласить вас на ужин в какой-то французский ресторан. Говорил, вы будете что-то отмечать. Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но вы...

– Нет, – отвечаю я в растерянности. – Нет, мы не встречаемся.

О, только не это. Фрэнк собирался пригласить меня отпраздновать его выставку в Америке, а я фактически изгадила ему весь вечер. Боже мой. Я тяжело сглатываю. На глаза наворачиваются слезы.

– Просто его мать так часто о нем спрашивает, и я хочу порадовать ее. Вы с Фрэнсисом так хорошо ладите...

– Да, – бормочу я. – Хорошо ладим.

– Он ведь уже взрослый мужчина, ему тридцать пять, и его мать беспокоит, что он до сих пор не завел семью. Боится, что в этой суете так и не найдет для себя времени. Мне не очень нравятся его коровы, а вам? Вот дельфины – намного симпатичнее коров.

– Мэри, его здесь нет. – Я в смятении, не могу собраться с мыслями. – Простите, но мне кажется, вам лучше пойти домой.

– Ах, он появится. Мужчины всегда опаздывают, – снисходительно говорит она и направляется на кухню. – Не хотите ли чашечку чая, миссис Мидхерст?

– Нет, спасибо. Знаете, я уверена, что он не придет. Я вызову вам такси.

– Не глупите. Я тут устроюсь, а вы пока примите ванну. Идите же.

– Я... Хм, хорошо. – Мэри может быть очень убедительной.

Я послушно залезаю в ванну, но тут же выпрыгиваю из нее как ошпаренная, расплескивая воду и едва не вывернув ноги. Как она там говорила о матери Фрэнка – будто та боится, что ее сын не успеет создать семью? Что все это значит?

– Мэри, – кричу я, сбегая по лестнице в одном кимоно.

– Миссис Мидхерст! – Она выходит в прихожую. – Вы простудитесь.

– Прошу вас, называйте меня Стелла, я вас сто раз просила.

– Стелла, вы себя ужасно ведете, в чем дело, деточка?

– Фрэнк. Фрэнсис.

– Да? – щурится она.

– Вы его хорошо знаете?

– Фрэнсиса? О, с того времени, когда он еще пешком под стол ходил.

– Ну да, конечно. Вы говорили.

– Если хотите, я вам как-нибудь все расскажу. Только, – она смотрит на часы, – не сейчас. Вы уже опаздываете, так что поторопитесь.

– Нет, расскажите мне все сейчас.

– Ну хорошо, но вы простудитесь...

– Не беспокойтесь.

– Что вас интересует? – спрашивает Мэри; в глазах ее озорный блеск старой сплетницы.

– Откуда вы его знаете?

– Мы с его матушкой давние подруги. Жили по соседству, ходили вместе в школу, а мой старшенький, Эндрю, ходил в школу вместе сФрэнсисом. Мило, правда?

– О да. Очень.

– Да, – соглашается Мэри. – Еще что-нибудь? Только я как раз смотрела очень увлекательную передачу. Про рыб. Удивительные они все же существа. А у этих еще полный рот зубов, огромных. Я и не думала, что у рыб бывают такие большие зубы, а вы? Или у омаров? – задумчиво добавляет она.

– У омаров? Нет. У рыб... хотя я не уверена. Знаете, я понимаю, что это странно звучит, но для меня это очень важно. Мэри, скажите пожалуйста, Фрэнк, Фрэнсис, он был... приличным молодым человеком? До того, как приехал в Лондон. Он был хорошим парнем?

– О, что вы, нет. Он был такой хулиган. – Мэри печально трясет головой. – Его мать так из-за него переживала.

Вот, опять это чувство, чувство опустошения, как будто я плакала много дней подряд. Я заставляю себя очнуться и сажусь на ступеньки.