Почему ты меня не хочешь?

– В нарядных джинсах и нарядных футболках, – говорю я. – И уж поверь, они их не на барахолке покупают и не за гроши. Но я тебя понимаю. Это сборище не назовешь оазисом моды и красоты. Однако должна тебе заметить, что панков я тоже образцом моды и красоты не считаю.

Фрэнк издевательски смеется.

– Ну, я недолго ходила в панках, – начинает оправдываться Луиза. – В общем, я хотела сказать, что пара блесток в этом море джинсы не помешала бы. И еще, мне всегда нравилось наряжаться. Единственный человек в приличном наряде здесь ты, Стелла.

– Это я нечаянно. Сдуру не догадалась, что мы окажемся в ночном клубе. Если бы знала заранее, надела бы что-нибудь поудобнее. Например, длинный черный плащ и пару клыков, чтобы угодить вам, мисс панк-вампир.

Лу корчит мне рожу и показывает язык.

В моем перетянутом поясом бархатном пальто уже становится жарко. Но если я сейчас обнажу полгектара плоти, то все сразу подумают, что бабулька дошла до ручки и приперлась клеить мужика, так что пальто остается на мне.

Приносят еще выпивку, а с ней и пакетик кокаина (подарок от Янгсты), незаметно вложенный мне в руку огромным персонажем в шляпе.

– Ого, – говорю я Фрэнку и Луизе, – нам повезло.

Фрэнк смотрит на пакетик, неуверенно зажатый в моей руке.

– Что это?

– Чарли<Кокаин (сленг).>, – цитирую я человека в шляпе. – Он сказал, тут грамма два, и если я правильно помню, то это очень много. Не хотите?

– Ты же не знаешь, откуда порошок, – пугается Луиза. – Может, он плохой, тогда в лучшем случае ты останешься калекой на всю жизнь. Я сама ни разу не пробовала.

– Слушай, перестань накручивать и себя, и меня. Я уверена, порошок хороший. Скорее всего, этот парень тут постоянно торгует, и он знаком с Адрианом. И что мне с ним делать, если вы не хотите? Я тоже наркотиками не балуюсь.

– Да брось ты, – подначивает Фрэнк, – не может быть.

– А ты хоть раз видел меня с наркотиками?

– Нет, но это только потому, что ты все время сидишь дома.

– Просто у меня своя теория насчет пожилых наркоманов. По-моему, это гнусно. Поэтому я не балуюсь.

– Давно? – спрашивает Фрэнк.

– Уже лет десять. Или больше. Ты будешь?

– Да, пожалуй, вдохну полоску, – говорит Фрэнк. – Поверить не могу, что пришел сюда с парочкой пуританок.

Луиза потягивает шампанское.

– Я не пуританка, – возражает она, кидает на Фрэнка томный взгляд и кладет руку ему на бедро.

– Нет? – как ни в чем не бывало спрашивает Фрэнк.

– Нет, – поддерживаю ее я, хотя мне откровенно не нравится выражение их лиц. – Она же панк.

– Нет, – эхом вторит Луиза, потом притягивает к себе голову Фрэнка и целует его. Взасос. Долго. Прямо на моих глазах. А он целует ее в ответ. Язык, губы, язык, потом она начинает буквально пожирать его лицо. Поверить не могу, что я смотрю на это. С ужасом и отвращением, но смотрю и не могу оторвать глаз.

Потом я сгребаю со стола конвертик с кокаином и встаю. У Фрэнка хватило такта поднять на меня взгляд и пробормотать:

– Ты куда?

– Приму дозу.

Фрэнк ненадолго отрывается от Луизы, чтобы дать передышку мышцам языка. У него на лице жуткое выражение – выражение возбужденного мужчины.

– Но ты только что сказала, что не балуешься наркотиками.

– Я передумала. Поменяла мнение на противоположное. Пока.

И я ухожу с конвертом в руках искать туалет.

Отойдя на безопасное расстояние, оборачиваюсь и смотрю на них. Голова Луизы на плече Фрэнка: они все еще в засосе.

15

Клуб настолько огромен, что в нем легко потеряться – я уже долго плутаю по первому этажу в поисках дамской комнаты, но тщетно. Уверена, что где-то тут туалет имеется, но пока я только хожу кругами, натыкаюсь на одни и те же места и постепенно впадаю в панику. Народ все прибывает, музыка становится все громче, увесистые ритмы, бац-бац-бац, при полном отсутствии мелодии, пронизывают пространство и заставляют тело вибрировать в унисон. За ужином Адриан что-то говорил про бельгийский хаус, – видимо, это он и есть. Если да, то я не в восторге.

Решаю попытать счастья на верхних этажах и взбираюсь по винтовой металлической лестнице. На втором этаже тоже тьма народу; люди свешиваются с перил, разглядывая танцующих на первом этаже – танцуют все примерно одинаково: как чокнутые макаки. Беспокойство, которое овладевает мной в этом скопище, вызывает подозрение, что у меня, похоже, запущенная форма клаустрофобии. Я не привыкла чувствовать себя селедкой в банке, даже во времена моей клубной юности мне не приходилось толкаться в такой огромной толпе. Иду дальше (точнее, протискиваюсь сквозь плотно прижатые друг к другу тела) и поднимаюсь на третий этаж. Тут, видимо, “чилаут”. Музыка в этом зале немного приятнее для моего слуха – что-то вроде стонов обкуренного кита, эти звуки наводят меня на мысль о родах, а следовательно, о детском саде. Но и тут слишком много людей, все раза в два моложе меня, все по парочкам, все слегка заторможенные и смотрят на меня как на антикварную редкость. Наверное, я и есть антикварная редкость, которая никак не может найти туалет.