Почему так важен Оруэлл

Позже, в «Культуре и обществе», Уильямс заработал несколько очков, перепечатав некоторые абсолютистские изречения Оруэлла, вне контекста режущие слух. В журналистской полемике Оруэлл пользовался одним одновременно и сильным, и слабым приемом: он часто начинал эссе с провокативного утверждения, призванного приковать внимание читателя, — тактический ход, позаимствованный, как верно заметил Уильямс, частично у Г. К. Честертона, частично у Джорджа Бернарда Шоу. Еще ни один активно печатающийся писатель не мог пробежаться по только что вышедшим из типографии своим страницам и не вздрогнуть при этом, наткнувшись на нечто похожее. Уильямс признается в намеренной «изоляции» этих фраз, что не мешает ему продолжать веселиться. Категорическое утверждение «гуманитарий — всегда лицемер», возможно, не лишено правды, — и на самом деле не лишено, — но только не само по себе. Другие высказывания Оруэлла, по теме провала социалистического движения на Западе, сегодня звучат более убедительно, чем тогда, когда Уильямс осыпал их насмешками, и все же есть в них что-то огульное. И разумеется, нельзя было пройти мимо знаменитого излияния злонравия на головы «оригиналов», вегетарианцев и гомосексуалистов, язвительности, которая только уродует литературу и, возможно, заслуживает гневной отповеди (хотя мы продолжаем восхищаться По и Свифтом за дерзкое отсутствие лояльности в их сатире). Однако скрытое предубеждение Уильямса выдает себя даже в обращении к таким сравнительно легким целям. Уилямс упрекает Оруэлла в постоянном использовании в качестве оскорбления уменьшительного определения «маленький» («типичный социалист… аккуратный маленький человечек», «типичный маленький подлец в котелке» и т. д.). Сегодня мы все, возможно, слишком часто используем слово «маленький» и его аналоги. В одном месте Уильямс действительно упрекает (возможно, несколько высокомерно) своих соратников из новых левых за слишком поспешную оценку «мелкобуржуазности» Оруэлла. Однако как насчет (я привожу первый попавшийся пример) откровенного отвращения Оруэлла, вызванного поведением толп англичан во время Первой мировой войны, когда «несчастные мелкие немецкие пекари и парикмахеры обнаруживали свои магазины разгромленными толпой»?

Совершая еще одно усилие на ниве парадоксальности, Уильямс решает утвердить Оруэлла в качестве примера «парадокса изгнанничества». На основе этого парадокса сложилась настоящая «традиция» (здесь Уильямс солидаризируется с Д. Г. Лоренсом), которая в Англии «соотносится со множеством либеральных добродетелей: эмпиризмом, определенной принципиальностью, честностью. Кроме того, она обычно наделяет изгнанника (в качестве своего рода награды за изгнание) определенными качествами восприятия, а именно способностью определять несовершенства в отвергаемой им группе. Кроме того, она дает видимость силы, хотя сила эта в большей степени иллюзорна. В ее достоинствах, хоть и душеспасительных, мало хорошего: это лишь демонстрация твердости (суровая критика лицемерия, самодовольства, самообмана), однако обычно — слишком нервная, а иногда — истеричная; здесь нет понимания сути сообщества, а в людях, самых высоких моральных качеств, слишком сильно напряжение».

Довольно сильный отрывок, даже несмотря на то, что Уильямс одной рукой раздает, а другой — забирает. Рабочее название романа Оруэлла «1984» звучало как «Последний человек в Европе»; в его творчестве везде присутствует налет солипсистской гордости, читается взгляд сурового затворника-одиночки. Возможно, он достоин того, чтобы его ценили как одного из выдающихся английских диссидентов-интеллектуалов, который всем остальным привязанностям предпочел преданность правде? Само собой разумеется, Уильямс так не считает, и доказательством тому одно-единственное слово, столь невинное на первый взгляд, и слово это — «сообщество».

Уильямс, удостоив Оруэлла званием «изгнанника», немедленно заменяет его на термин «бродяга». Бродягу бы, к примеру, не смогли успокоить или удовлетворить не слишком утешительные рассуждения Уильямса о том, что «словом „тоталитаризм“ описывается определенный тип репрессивного общественного контроля, однако любое реальное общество, любое полноценное сообщество обязательно тотально. Принадлежать сообществу означает быть частью целого, означает необходимость принимать его правила, помогая при этом их устанавливать». Другими словами, Уильямс приглашает Оруэлла, да и нас всех, сделать шаг назад, во чрево кита! Помни о своих корнях, соблюдай обычай племени, осознай свою ответственность. Жизнь бродяги или изгнанника обманчива, вредна для здоровья и даже опасна. Тепло твоей семьи, сердечность твоего народа — все для тебя, такова жизнь в «движении». Если тебе так необходимо критиковать, делай это, оставаясь внутри, и следи за тем, чтобы критика твоя была конструктивна.