Почему РФ - не Россия

является наличие людей, желающих их совершить. А удается им это в зависимости от

ситуации: наличия подходящего момента, степени решимости власти к сопротивлению

и её к тому возможностей. Вот причины создания такого положения, при котором,

условно говоря, «толпу не разгоняют» и есть причины революции.

Революции (когда имеет место принципиальная смена власти или государственности,

что у нас и произошло) не бывают результатом верхушечного заговора или

переворота (это совсем другой «жанр»: люди, имеющие возможность совершить

дворцовый переворот, не имеют нужды выводить на улицу сотню тысяч человек и

разнуздывать стихию с риском в ней же утонуть). «Российская революция» (этапами

которой были 1905 год, февраль и октябрь 1917-го) была закономерным итогом

многолетней борьбы революционного движения (создания разветвленной сети ячеек,

пропаганды в той среде, которая должна была играть роль ударной силы и т.д. и

т.п.) на пути к своей цели. То есть с этой-то стороной все ясно. Вопрос, почему

получилось и получилось в 1917-м, а не в 1905-м.

Были ли в империи серьезные проблемы внутреннего характера? Разумеется, были: и

не доведенная до конца столыпинская аграрная реформа, и низкая степень

самосознания и крайне слабая консолидированность предпринимательской среды, и

отсутствие государственнического «политического класса», и непомерные претензии

«общественности» к власти. Но наличие проблем такого рода может в дальнейшем

влиять на развитие событий, но сам политический акт «свержения власти» никогда

не обусловливает. Значение аграрного вопроса, кстати, неимоверно преувеличено

(вопреки распространенному заблуждению, он и в Гражданской войне не имел

приписываемого ему значения), да и вообще в деревне революции не делаются.

Какого-то «ухудшения положения трудящихся», постоянно прогрессировавшего и

достигшего апогея к 1917 г., не наблюдалось; напротив, совершенно очевидно, что

на протяжении предшествующих десятилетий жизненный уровень всех слоев населения

постоянно возрастал, а не падал.

В самом «событии» решающее значение сыграл, конечно фактор войны, но не в том

смысле, как его обычно трактуют («усталость от войны», «непонимание целей» и

т.д.): в 1905 г. «усталости» вообще не было, а революция была, цели в 1914-м

были не более ясны (или не ясны), чем в 1917-м, а проблемы это не составляло. А

уж насчет каких-то неимоверных «тягот» и того, что «царизм проиграл войну»...

«Царизм» войны не проигрывал. К февралю 1917 г. русский фронт был совершенно

благополучен, дела на нём обстояли никак не хуже, чем на западе и не

существовало ни малейших оснований ни чисто военного, ни экономического порядка

к тому, чтобы Россия не продержалась бы до конца войны (тем более, что не будь

Россия выведена из войны, война бы кончилась гораздо раньше). Русская

промышленность, разумеется, имела худшие шансы быстро приспособиться к войне,

чем германская, но к лету 1916 г. кризис был преодолен, от снарядного голода не

осталось и следа, войска были полностью обеспечены вооружением и в дальнейшем

его недостатка не ощущалось (его запасов ещё и большевикам на всю Гражданскую

войну хватило).

В ту войну противнику не отдавали полстраны, как в 1941–1942 гг., неприятельские

войска вообще не проникали в Россию дальше приграничных губерний. Даже после

тяжелого отступления 1915 г. фронт никогда не находился восточнее Пинска и

Барановичей и не внушал ни малейших опасений в смысле прорыва противника к

жизненно важным центрам страны (тогда как на западе фронт все ещё находился в

опасной близости к Парижу). Даже к октябрю 1917 г. если на севере фронт проходил

по российской территории, то на юге — по территории противника (а в Закавказье —

так и вовсе в глубине турецкой территории). В той войне русские генералы не

заваливали врага, как сталинские маршалы 30 лет спустя, трупами своих солдат.

Боевые потери русской армии убитыми в боях (по разным оценкам от 775 до 908 тыс.

чел.) соответствовали таковым потерям Центрального блока как 1:1 (Германия

потеряла на русском фронте примерно 300 тыс. чел., Австро-Венгрия — 450 и Турция

— примерно 150 тыс.). Россия вела войну с гораздо меньшим напряжением сил, чем

её противники и союзники.

Пресловутые тяготы войны — вещь весьма относительная. Выставив наиболее

многочисленную армию из воевавших государств, Россия, в отличие от них не

испытывала проблем с людскими ресурсами. Напротив, численность призванных была

избыточной и лишь увеличивала санитарные потери (кроме того, огромные запасные

части, состоявшие из оторванных от семей лиц зрелого возраста служили

благоприятной средой для революционной агитации). Даже с учетом значительных

санитарных потерь и умерших в плену общие потери были для России несравненно

менее чувствительны, чем для других стран (заметим, что основная масса потерь от

болезней пришлась как раз на время революционной смуты и вызванного ей

постепенного развала фронта: среднемесячное число эвакуированных больных

составляло в 1914 г. менее 17 тыс., в 1915 — чуть более 35, в 1916 — 52,5, а в

1917 г. — 146 тыс. чел.) общие потери были для России гораздо менее