– У меня муж умирает. Он уже практически умер. Они поддерживают его, чтобы дети смогли попрощаться. Конечно, я бы выпила чего покрепче, а не этот ваш бесконечный дурацкий чай, который мне постоянно суют. Я уже захлебываюсь от этого чая, такой
– Это верно, – печально ответил Саймон. – У меня тут кое-что есть.
Он вынул из бокового кармана фляжку и протянул Наталье. Повернулся ко мне и извиняющимся тоном объяснил: «Пока ты одевалась, я налил сюда из твоих запасов, на случай, если кому будет плохо или еще что».
Наталья схватила фляжку и они вышли в коридор.
– Что надо делать? – спросила шепотом Джейн.
– Не знаю, милая, – шепотом ответила я. – Думаю, надо просто сказать ему, что мы его любим и будем по нему скучать. Говорят, что слух остается у человека до последнего.
– Как думаешь, он слышал, что Наталья хотела водки выпить? – подал голос Питер, впервые за все время, что прошло с тех пор, как мы забрали их от Ханны.
– Вполне возможно, – сказала я. – Даже если и слышал, то, наверно, посмеялся бы. Он всегда говорил, что терпеть не может женщин, у которых глаза на мокром месте и которые стенают, воют, слезы льют по поводу и без. Когда я была маленькой, он мне давал пять фунтов, чтобы я переставала плакать.
– Помнишь, папуля? – спросила я его, садясь рядом с ним на кровати.
И вдруг меня отпустило. То, что мне представлялось как драматическая сцена прощания у смертного одра, с театральным заламыванием рук, скрежетом зубов, причитаниями «О папа, МОЙ ПАПОЧКА!», вдруг исчезло, и все стало простым и понятным. Дети и я сидели вокруг него, держали его за руки, я рассказывала истории из своего детства, они вспоминали, что запомнили о дедушке из своего. Даже смеялись, когда вспоминали что-то дурацкое. Но я все еще не могла осознать, что сижу тут и прощаюсь с отцом. Мой папа, такой живой, бесконечной энергии человек, хулиган, ни разу не раскаявшийся ни за один свой проступок или измену, пил такие крепкие напитки, что подметки отваливались, папа, который откупался от слез дочки пятифунтовой монетой и который повторял, как мантру, что жизнь слишком коротка, чтобы не наслаждаться ею каждую минуту. Я вспомнила наш последний разговор, когда он сказал, что гордится, какая у него сильная дочь. Я поняла, что не могу подвести его сейчас. Он говорил, что у меня такой сильной характер от матери, но именно он внушил мне, что у меня сильный характер.
– Да, папа, – сказала я. – Не скажешь, что тебе есть о чем жалеть, что ты не сделал чего-то или хотя бы не попробовал сделать в этой жизни.
– Так
– Эээ, четыре, – с трудом подсчитала я. – Может, пять, насколько я знаю.
– Считая бабулю и Наталью?
– Конечно, считая бабулю и Наталью. Он же не Генрих VIII, – раздраженно ответила я.
Я начала рассказывать им историю о том, как однажды у меня всю четверть по истории были одни пятерки, потому что отец без стыда и совести стал ухлестывать за нашей историчкой (старой девой) после одного из родительских собраний, но тут приехала Джессика и нарушила наш больничный покой.
– О папа, МОЙ ПАПОЧКА! – завыла она. – И как это ты опередила меня, Эллен? Где врачи? Мне надо с ними поговорить. НЕМЕДЛЕННО. И никаких интернов. Мне нужен главный врач, я не буду общаться с каким-то младшим медперсоналом. Нил. НИЛ!
Мой долготерпеливый зять появился в дверях.
– Спорю, Эллен даже не пришло в голову поговорить с врачами, иди и
– Привет, Джессика. Вижу, ты смогла сюда добраться, – сказала Наталья, ее щеки чуть порозовели после целительной фляжки Саймона (хотя технически содержание фляжки было моим).
– Наталья, – фыркнула Джессика. – Где все врачи?
– Они регулярно заходят, проверяют его состояние, если будут изменения, то отключат аппараты, – ответила Наталья.
– Хм. Этого НЕДОСТАТОЧНО! – воскликнула Джессика. – Я поговорю с ними и организую надлежащий уход. Надеюсь, его можно спасти. Если он умрет, то его смерть будет на твоей совести, Наталья. И на твоей, Эллен. Что вы делали все это время, что здесь находитесь? – Джессика принюхалась. – Это что,
– Джесс, это антисептик так пахнет, – сказала я. Наталья посмотрела на меня с благодарностью.
Нил привел врача, и доктор начала объяснять разбушевавшейся Джессике, что они делают все, что полагается в такой ситуации, и поддерживают его жизнь, пока это возможно.
Мы оставили Джессику и ее детей наедине с дедушкой, а сами пошли с Натальей в больничную столовую.
– Когда ты в последний раз ела? – спросила я у Натальи.