– В детстве я учился на священника. Излишне упоминать, что род деятельности выбирался не мной. В нашей семье все вторые сыновья шли в армию, а третьи – в церковнослужители. И я хотя бы по той причине навеки останусь благодарным революции, что она избавила меня от жизни, полной лицемерия и невыразимой скуки. Поверьте мне, Дамион Пельтан был не так глуп, чтобы ожидать, что я досижу до конца его траурной мессы.
– Вы хорошо знали Пельтана?
– Он был моим личным врачом. У меня, знаете ли, слабое сердце.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Разве? – Вондрей неспешно сошел с последней ступеньки и остановился на тротуаре. Странная, напряженная усмешка присобрала кожу в уголках его глаз. – Проявите мудрость, милорд, и оставьте это дело в покое, а? Поверьте, для всех заинтересованных лиц будет лучше, чтобы доктора считали погибшим от рук грабителей.
– Лучше для вас, для меня или для Пельтана?
Усмешка собеседника стала шире.
– Для всех.
– Сегодня по дороге из Хартвелл-Хауса в Лондон меня пытались убить. Вам, случайно, ничего об этом не известно?
Француз громко и, похоже, с неподдельным весельем рассмеялся:
– Смертоносная семейка, эти Бурбоны. Вы не представляете себе, во что ввязываетесь.
– Не до конца, – согласился Себастьян. – Однако у меня очень богатое воображение плюс трезвое понимание того, как может повлиять гибель полумиллиона мужчин за полгода на отношение общества к легитимности выскочки-правителя.
Вондрей больше не улыбался.
Виконт продолжил:
– Принимая во внимание, что один из членов вашей делегации был…
– Делегации?! Что за выдумки!
– …был убит, от вас следует ожидать содействие любым попыткам разыскать его убийцу. Вы же, похоже, в расследовании не заинтересованы. Почему?
– Но мы содействуем – представителям Боу-стрит. А они заключили, что Пельтан пал от рук грабителей. Зачем раздувать его смерть в нечто большее, нежели есть на самом деле?
– Дамиона Пельтана убили отнюдь не грабители, и вам об этом известно.
– Вы столь уверены, милорд?
– Какой грабитель забирает сердце своей жертвы, но оставляет кошелек?
Лицо Вондрея резко вытянулось с выражением, похожим на ужас.
– Что вы сказали?!
– Вы слышали. – Себастьян всмотрелся в бледные, внезапно осунувшиеся черты собеседника. – Хотите убедить меня, будто вы не знали?
Француз дрожащей рукой отер губы.
– Нет. Меня не посвящали в подробности. То есть я видел тело в той ужасной секционной возле Тауэра. Я видел, что грудь была… Но сердце? Забрали?! – Он тяжело сглотнул. – Вы уверены?
– Это известие выбило вас из колеи. Почему?
– Господи Боже, а кого бы не выбило? В смысле… вырезать у человека сердце! Дикость! Дело рук безумца! Какое жестокое, опасное место этот ваш Лондон!
– Не спорю. Однако он гораздо благоприятнее для здоровья, чем Париж, скажем, в 1793 году. Вы не согласны?
– Те темные дни уже двадцать лет как в прошлом, – окаменела челюсть Вондрея.
– Двадцать лет – не такой уж долгий срок.
Подул ветер, погнал по улице сорванную театральную афишу и с внезапной, неожиданной отчетливостью донес до собеседников голос священника:
–
– Кто желал бы поставить крест на возможности мирных переговоров между Наполеоном Бонапартом и британским правительством? – спросил Себастьян.
– Я не говорил…
– Хорошо, из уважения к вашей необычайной чувствительности к языковым тонкостям, я перефразирую вопрос: если бы между Парижем и Лондоном велись предварительные мирные переговоры, кто был бы заинтересован в их безвременном прекращении?
– Откровенно,
Себастьян всмотрелся в стоявшего перед ним дородного, успешного чиновника. Очевидно, Вондрей и сам извлек немалую выгоду из революции и последовавших за ней бесконечных войн. Но спросил только:
– У вас на примете есть кто-то конкретный?
Собеседник деланно улыбнулся.
– Наверняка вам лучше, чем мне, известно, кто из англичан наживается на войне, да?
– А из французов?
Вондрей покачал головой.
– Во Франции даже те, кто когда-то разбогател благодаря империи, понимают, что военные затраты последних двух десятилетий больше не окупаются. Мне кажется, французов, наиболее яростно возражающих против замирения Англии и Наполеона, следует искать на этом берегу Ла-Манша, а не на том.
– Имеете в виду роялистов?
– Эмигрантов, роялистов, Бурбонов. Здесь десятки тысяч моих бывших соотечественников. Большинство из них мечтают когда-нибудь вернуться на родину. И отомстить.
– Известно ли Бурбонам о вашем присутствии в Лондоне?
– Официально? Нет. Но мало кто из сторон этого конфликта не располагает собственными шпионами.
– Возможно ли, что за смертью Пельтана стоит граф Прованский?