Побратимы

Не шелохнувшись, стоят и те, которых они поведут. Бронзовые от загара лица дышат мужеством. Все эти воины — сыны разных народов — едины в своих чувствах, помыслах и устремлениях. Богатырского локтя Михаила Беляева касается крепкая рука Клемента Медо. Дальше выровнялись грудь в грудь Федор Мазурец и Штефан Малик, Виктор Завьялов и Рудольф Багар, Тургаев Турган и Иван Швецов, Александр Гира и Николай Парфенов — вся партизанская гвардия.

Каждая из этих групп сейчас отправится в опасный рейд, пойдет своей тропой, навстречу труднейшему испытанию выдержки и мужества. Мы верим в каждого из них. Но война есть война. Подробности об этих рейдах мы узнаем позже, а пока и у тех, кто уходит, и у тех, кто провожает, в сердце щемит тревога: не в последний ли раз видимся?

…По тропе, вьющейся меж стволами деревьев, энергично шагают четверо. Впереди русоволосый, с пытливым взглядом серых глаз Григорий Гузий, чуть подальше словак Штефан Малик. За ними — Виктор Завьялов, высокий, всегда спокойный, обладающий той особой расчетливостью движений, которая свойственна опытному партизану. Цепочку замыкает здоровяк и оптимист Володя Морковин. И хоть в партизанах он недавно, но уже прошел суровую школу войны.

…По неделям не выходя из цеха, девятнадцатилетний Володя ремонтировал в Симферополе красноармейские танкетки и броневики. Под бомбовыми ударами отступал в Севастополь. Восемь с половиною месяцев оборонял его. И какие низины да высоты не излазил связной 7-й бригады морской пехоты! Под каким огнем не сращивал провода линий связи! Был ранен. Перенес контузию. Один из разрывов лишил его зрения, к счастью, ненадолго.

Затем — отряд прикрытия. Еще рана. А потом самое страшное — плен, фашисты…

Колонна пленных. Раненые, изнуренные голодом и еще больше — жаждой. Многие идут в тельняшках, несут бушлаты. Несет и Морковин этот своеобразный боевой стяг, при виде которого фашисты приходят в ярость. Чуть кто споткнется или припадет к луже — раздается автоматная очередь, собирает жатву смерть.

Рядом с колонной — открытая машина. Немецкий офицер, стоя в машине с парабеллумом в руке, злым взглядом ищет в колонне мишени — тех, которые в тельняшках или бушлатах. Вот взгляд его впивается в Володин бушлат. Рука фашиста вскидывает пистолет, и в это же время Морковин бросается на землю. Опоздала пуля!

Мать отыскала Володю в Джанкойском концлагере. Выкупила.

Выйдя на свободу, моряк стал подпольщиком. Появлялся в лагерях пленных с листовками. Потом создал группу подпольщиков в полицейском батальоне. Нашел антифашистов среди румын. И вот, с румынской справкой в кармане он — в румынских казармах. На квартирах, где собираются солдаты, запевает:

Крутятся-вертятся фрицы в горах,
Крутятся-вертятся, чувствуя страх…

А фашисты рыскают вокруг и, сбиваясь с ног, не могут найти того, кто испортил десять грузовиков, кто поджег склад горючего, кто расклеивает листовки.

Так продолжалось, пока не последовал приказ Ивана Бабичева, представителя подпольного обкома, отправляться в лес.

…Каждый из четверых несет нелегкую ношу: автомат, диски с патронами, две гранаты, саперную лопату, кинжал, две фляги воды, рюкзак с недельным запасом продуктов, мину с пятикилограммовым зарядом.

Лесные тропы ведут их уже третьи сутки. Сначала партизаны шли добрых три десятка километров каменистым плато по Орта-Сырту и Караби-яйле. Затем, перемахнув через шоссе Карасубазар — Ускут[16], еще полтора десятка километров пересеченной местности до горы Средней. От Средней повернули на север, обошли вражеские гарнизоны в прилесных селах и, пробравшись сквозь заслон полицейских, охраняющих Феодосийское шоссе, вышли в Азаматский лес. Отшагав новые тридцать километров по таким же, как и раньше, крутым склонам гор, глубоким оврагам и диким ущельям, партизаны в просвете между стволами деревьев увидели наконец предвечернюю крымскую степь.

У опушки леса Григорий Гузий остановился.

— Вот она, наша родная! Я ж тут родился.

Товарищи подходят к Гузию, молча смотрят на раскинувшуюся перед ними холмистую местность, переходящую в ровную степь. Слева, на юго-западе, тянется лента Феодосийского шоссе. По нему движется колонна автомобилей; на восток, в сторону Керчи, идут войска. Азаматский лес, вдающийся клином в степь, расселился на продолговатой горе, вытянутой к северо-западу. Его полукольцом обступили села Кабурчак[17], Пролом, Азамат… В каждом — воинская часть. Ей в придачу — отряд полицейских. Эти враждебные силы нужно обходить. Но Григория сейчас занимает другое.

Перед ним родная степь.

— Дуже похоже на Словаччину, — с грустью говорит Штефан Малик.

Григорий не ответил. Забыв об усталости, он долго стоит у кромки леса, вглядываясь в близкие сердцу дали…

Родной край! Кого не взволнуешь ты после долгой, трудной разлуки? Кто удержит нахлынувшие воспоминания при встрече с тобой? Кто не задумается над тем, что ты видел, слышал и пережил на своем веку?