Побратимы

Добрался домой. А дома — новая беда: немцы арестовали мать. Остались мы вдвоем с братишкой. Прожили два дня. В квартире пусто и холодно. Как-то утром просыпаемся, а у нас на диване лежит мужчина. Лицо накрыто газетой. Я подошел, приподнял газету и вижу: Белла! Кинулся к нему, от радости заплакал. «А где мама?» — спрашивает. «Немцы взяли», — говорю.

Белла накормил нас хлебом и сахаром. Потом пошел в город. Вернулся и сказал: «Не робейте, хлопчата! Мать ваша вернется».

Вечером мать действительно вернулась. А через день ее арестовали снова. На этот раз выручить ее Белла не смог. Не задержался и он в городе. Забрал нас. Младшего оставил у знакомых людей, а меня в тот же день увел с собой в лес.

Вот так мы и пришли к вам, на Яман-Таш. Помнится, меня расспрашивали вы, комиссар Егоров и Емельян Павлович Колодяжный. Он мне так сказал: «Ты, Роман, соглашайся быть моим сыном. А то я, кажется, семью потерял». А через несколько дней дали мне пакет и усадили в самолет, улетавший на Большую землю. Там меня устроили в Суворовское училище, потом окончил институт и до сих пор служу на флоте переводчиком…

— А что сталось с матерью и братом? — спрашиваю Болтачева.

— Маму немцы расстреляли. Ее, убитую, потом нашли в Дубках, западнее Симферополя. Братишку подпольщики уберегли. Он тоже получил высшее образование и работает инженером… Так вот, — заключает Болтачев. — Белла был приговорен немцами к расстрелу, но спасен солдатами-словаками.

Когда он ушел, я тотчас же написал Белле в Словакию. И вот что он мне ответил:

— «На расстреле був. Це правда. Але вам не поведав, бо боявся, штоб вы не заборонили мене и всем лесным словакам продолжать работу на „Рыхла дивизии“… Боявся я и за то, что приручив к подпольному дилу малого Рому…»

Оказывается, Белла заботился о том, чтобы поровну, без всяких скидок, делить с нами тяготы партизанской жизни и борьбы.

Дороже жизни

Нет, слово — это тоже дело,
Как Ленин часто повторял.

А. Твардовский

Утро в нашем партизанском лагере часто начинается с радиодиалога «Лес — Большая земля». Вот и сегодня Булатов радиограммой запрашивает: «Каково ваше мнение об эвакуации майора Костина на Большую землю?»

Майор Костин — наш побратим и боевой друг Баландина. Он тоже испанский коммунист. Грузчик барселонского порта, летчик республиканской авиации, активный участник боев против фашистов. В Крым спустился на парашюте вместе с группой майора Баландина. Уходя из заповедника, наш подпольный центр оставил там Костина, и он все эти месяцы работал инструктором подрывного дела в отрядах Даниила Ермакова.

Приглашаем майора Баландина, чтобы вместе посоветоваться.

Во всем аккуратный, он является немедленно. Как всегда, чисто одет и выбрит, подтянут. На наш вопрос о Костине отвечает, не задумываясь, но не без обиды:

— Костину лететь можно. Он ходил на операции. На его боевом счету четыре немецких эшелона.

Баландин смотрит на нас с укором. Ни он, ни его друг Кустодио Соллер в диверсиях на железной дороге не участвовали.

Повторяем ему уже не раз сказанное: в лесной школе подрывников испанцами делается большое дело, и работы тут невпроворот. Но Баландин тверд, как кремень.

— Или пускайте на диверсию, — ставит он ультиматум, — или подаем рапорт о переводе к партизанам другой области! Честь и совесть — дороже жизни. Я так привык считать.

— Дорогой мой, — крепко обнимаю испанского друга. — Прекрасно понимаем тебя. Думаешь, мне не хочется туда? Или Миронычу легко даются вот эти муки ожидания и тревог? Но нам же с вами партия доверила не четверку минеров! Кто ж позволит бросить общий пульт управления!

— Вот приедете по нашему приглашению в свободную Испанию, — говорит Баландин, — достанется вам. И от коммунистов Испании, и от моих детей и внуков. Я расскажу им, как вы держали нас в лесу…

Баландин и Соллер часто вспоминают свою родину. Из их многочисленных рассказов мы уже многое узнали о трудолюбии испанского народа, боевитости и глубокой идейности испанских коммунистов.

— Сделали вы и так много, — говорит комиссар Егоров. — Ведь до вашего появления наши партизаны, чтобы пустить под откос немецкий эшелон, привязывали к рельсам деревянные клинья, развинчивали гайки на стыках. Даже когда появлялась взрывчатка, и то не могли ее как следует использовать: в один заряд загоняли по двадцать килограммов. Четверка совершала двухсоткилометровый рейд, а закладывала только одну мину. А вы привезли нам новую технику, обучили подрывному делу. В подрыве вражеских эшелонов и складов — большой вклад и испанцев.

— Мирон Миронович, — глядит Баландин удивленными глазами. — Вы же справедливый человек. Зачем приписываете нам лишнее? Новая техника, которую мы привезли, ваша, советская. Школа минеров — тоже не наша заслуга. Мы сперва сами обучались у вас на Большой земле, потом перенесли кусочек той школы в лес. Обучили минеров. Подготовили инструкторов. Теперь и нам надо идти на диверсии.