Побратимы

Они же зорко видели всю степь, слышали каждый шорох, в любую минуту готовые вступить в неравную схватку. Расстояние меряли не километрами, а шагами. Время передвижения и минирования рассчитывали до секунд. И берегли каждый кусочек сухаря, каждый глоток воды и каждый патрон.

Первую опасную дневку в степи партизаны провели севернее села Монай. Впереди была еще более трудная рабочая ночь. Началась она быстрым броском к цели.

Вот и речка Булганак. Здесь, северо-восточнее станции Ички, — мост в ребристых фермах. А вот и цель — железнодорожное полотно на правом берегу. Накрытые плащ- палатками партизаны подползают к полотну.

С этого мгновенья их слух и зрение обращены к патрульным. Пока те не пройдут, минирование не начнется. В столкновении с ними — первая опасность для минеров.

Лежат. Ждут. С моста доносятся размеренные шаги часового. На той стороне речки сквозь тьму едва проглядываются очертания будки. Там кто-то простужен-но кашляет. Охрана начеку.

— Я буду впереди, — шепнул Григорию Штефан Малик и пополз.

Григорий хотел было задержать его, но тут же понял: Штефан сейчас, в темноте, не рассчитывает на обман врага своей словацкой формой. Им движет смелость, забота об успехе операции, стремление принять на себя первый удар в случае столкновения, прикрыть командира, который должен производить минирование.

Почему же подрывники пришли именно сюда, где выставлена постоянная охрана? Не лучше ли было выйти к полотну на глухом перегоне, куда патрульные приходят реже?

Дело в том, что Григорий хорошо усвоил урок испанца Баландина: на ровном месте пострадает от взрыва паровоз и четыре-пять вагонов, а на крутом повороте, на высокой насыпи или на мосту заряд той же силы опрокинет весь эшелон. Поэтому он и предложил эту трудную цель на берегу речки.

По насыпи медленно проходят трое патрульных. Наклоняясь, они прощупывают глазами стыки рельсов, шпалы, осматривают крутые срезы насыпи и подступы к ней.

Патрульные прошли, и наверх, к полотну, скользнули четыре силуэта. Теперь минеров подстерегают уже две опасности — стычка с охраной и ошибка при минировании, которая может стать роковой. Саперная лопата, сжатая крепкой рукой моряка, врезается в тихо шелестящий песок. Под шпалой, которая держит на себе рельсовый стык, возникает пустота. Но тут слух улавливает нарастающий шум поезда. Минеров, как вихрем, сдувает вниз, к подножию насыпи.

Этот поезд очень некстати. Сейчас дорога каждая секунда. Скоро возвратятся патрульные, заметят ямку и кучу песка возле шпалы, поднимут тревогу — и тогда все сорвется.

Громыхая, проходит поезд. Едва простучал последний вагон, как четыре тени снова метнулись по крутому срезу насыпи на полотно. Несколько минут лихорадочной, но четкой работы. И опять пришлось соскользнуть вниз — возвращаются патрульные.

Затаив дыхание, смельчаки ждут. Нет, не заметят патрульные пустоты под шпалой — она заполнена страшной взрывной силой. Не увидят они на полотне и горочки песка — ловкие руки Штефана Малика сгребли его на плащ-палатку и унесли вниз.

Когда патрульные прошли, партизаны в третий раз поднялись на полотно. Охраняемый друзьями, Григорий накрылся плащ-палаткой, зажег спичку и загладил следы.

Минирование закончено. Все четверо облегченно вздохнули. Теперь надо успеть перейти на другой участок дороги, заложить вторую мину, совершить еще два броска и заминировать в третий и четвертый раз.

Сейчас они превыше всего ценили время. Приближался рассвет. Он уже близок, и надо торопиться. Пройдет поезд, и сработает мина, поставленная без замедлителя. Немцы бросятся искать диверсантов. Будут переворачивать копны, обшаривать скирды, обнюхивать каждый уголок в окрестных селах. По всей степной равнине станут рыскать патрульные с собаками. До рассвета надо уйти от насыпи километров на двадцать и залечь на дневку.

Но в штабе партизанской бригады сказали:

— Хорошо бы не только заминировать, но и узнать о результатах диверсии. На рожон, конечно, не лезь, действуй по обстановке.

И вот теперь, успешно закончив минирование, Григорий решил выполнить и эту задачу.

Замаскировались на дневку всего лишь в нескольких километрах от насыпи. Уложив над головой последний шар перекати-поля, Григорий уже в который раз глядит на часы:

— Ровно три, — тихо говорит он, — до рассвета полтора часа. Вы, хлопцы, сосните, а я подежурю.

Засыпая, они чутко воспринимают все звуки ночной степи. Рядом на легком ветерке чуть слышно шуршит ковыль. Где-то покрикивает птица. В небе устало и размеренно рокочет далеко пролетающий самолет. А там, на северо-востоке, где через всю степь тянется железнодорожная магистраль, еле уловимо постукивают колеса приближающегося поезда.

— Это наш, — шепчет Григорий.

Вдруг со стороны Джанкоя докатился густой звук далекого взрыва.

— Слышите? — настораживается Гузий. — Перехватили наши орлы. Не иначе, как Бабир или Сырьев.

Подрывники напряженно вслушиваются. И тут опять доносится взрыв такой же силы, а за ним глухой гул канонады. Он то усиливается, то угасает. Похоже, что завязалась артиллерийская дуэль.