Я не стал спрашивать, не Мирмид ли, по мнению Трига, «вредный», а Хар-Ортрин – «воровка». Знаем мы эти игры, где победитель издевается над проигравшими.
«Но другие стражники… они, как я сказал, любят помучить. Я это делал с ними. Как ты. Иногда они давали мне деньги – копи, говорят, на вольную жизнь. Теперь я вольный, но скопил мало. – Фейев ухмыльнулся щербатым ртом и тут же забеспокоился. – Это не они подговорили меня, я сам. Не хочу никого подводить. – Я знал теперь, что Фейев способен злиться, улыбаться и беспокоиться, но вряд ли он мог придумать что-нибудь сам. – Ты человек сильный. Мы видели… я видел, как ты на меня глядишь. И они говорили, что ты тоже такое любишь, вот я и подумал… Вдруг ты мне поможешь потом, если тебе понравится. Денег дашь».
«Тебе-то самому хочется?»
«Я не прочь», – пожал плечами Фейев.
«А ошейник зачем?»
«Я, конечно, не так хорош собой, как другие, с которыми ты… Зубы вон выпали. Ты-то можешь получить кого хочешь. Но стражники говорят, так еще лучше, потому как я кажусь дурак дураком. Вот на плече рубец от кнута – не настоящий, но кой-кому нравится. И ты на меня смотрел…»
«Бедный ты, бедный, – сказал я. – Неправильно это. Нельзя приходить вот так и думать, что кто-то… – Хотя… что еще он мог подумать? – Ты теперь свободен. Куда пойдешь, что будешь делать?» – Тут я спохватился, что уже спрашивал об этом их всех, когда мы сидели на бревне, спрашивал многих рабов до того – и прикусил язык.
«Пойду в большой город, в Колхари. – Раньше он не так отвечал. – Мне говорили, там есть такой мост, где можно заработать таким вот путем».
«Да, есть такой. Мост Утраченных Желаний. – Что ж, уже легче. Это, по крайней мере, не пустые мечты, которые он высказывал на бревне. Но грустно после целого дня напыщенных речей слышать, что простой парень только и думает, как бы лучше себя продать. – Я знавал многих, кто там промышлял. Может, и сам промышлял бы, если б меня не пригнали сюда. Но заработать там не так-то легко».
«Ничего, я постараюсь. – Снова эта ухмылка. – Если совсем уж туго придется, попробую обратиться, куда ты говорил».
Я думал, не взять ли его к себе в услужение. Но на что годится такой паренек, кроме как на мосту стоять? Или попользоваться им и дать ему денег. Или просто дать денег и отослать прочь. Что ни сделай, всюду какой-то подвох. Я хотел дать ему свободу, а не заботиться о его выживании.
«Дай-ка эту штуку сюда».
Он с недоумением протянул мне ошейник. «Хочешь его надеть?»
Меня это удивило, полагаю, лишь потому, что в тот миг я совсем об этом не думал.
«Нет. Сейчас не хочу». – Я держал ошейник в руках, глядя то на него, то на Фейева. А тот, как будто другого выбора попросту не было, ступил вперед и задрал подбородок.
С глубоким вздохом я защелкнул на нем ошейник. Для чего? Наверно, чтобы посмотреть, что будет потом.
Он посмотрел на меня своими светлыми глазами и медленно улыбнулся. «А меня хочешь? Да?»
Желание, обволакивавшее его, не затрагивало меня, хотя мое тело отозвалось на это, не отрицаю. Будь я помоложе, наверняка бы продолжил, но опыт подсказывал мне, что телесный позыв, столкнувшись с неприятной действительностью, сразу угаснет.
А раз желание меня не затрагивало, то я не мог разгадать, что происходит в его области – как с Фейевом, так и со мной. И эта неясность гасила всякий телесный отклик.
«Позволь рассказать тебе, как все, по-моему, было, Фейев. – Я все еще держал руки на его шее. Он слегка отвернулся, и я впервые заметил, что он намного ниже меня. – Послушай хорошенько, ибо я человек неглупый. – Кто-то – как видно, незнакомый мне стражник – надоумил тебя пойти сюда и отдаться мне. Ты уже делал это и, несомненно, будешь делать опять, потому что хочешь на этом разбогатеть. Если я дам тебе денег, стражник – который подал тебе эту мысль и ошейник наверняка ссудил – захочет, чтоб ты отдал ему половину, если не больше. Попросту ограбить меня вы с ним не решились бы: в караване много солдат. Он небось поджидает тебя, а ты боишься вернуться к нему с пустыми руками. Ничего не поделаешь, придется сказать, что ничего у тебя не вышло. Ты, в конце концов, теперь вольный. Я хорошо понимаю, откуда к нему – или к тебе – пришла эта мысль. И ты, и стражник остались теперь без работы. Что ты на это скажешь?»
«А если и так, то что? – сказал, помолчав, Фейев. – Позабавились бы. Будь я твоим рабом, ты мог бы меня принудить, а раз я вольный, ты должен мне заплатить. Хоть немножко. Ты сам меня освободил, почему ж не хочешь?»
«Потому и не хочу, что за деньги. – Я криво усмехнулся и убрал руки. – А может, и задаром не захотел бы. Ступай прочь, Фейев».
«Не хочешь, потому что меня надоумили? Думаешь, так было дело? Так-то так, да не совсем».