Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

Я повернулся и пошел обратно на поле, с которым, так сказать, был лучше знаком.

Почти уже перейдя его и подходя к своему коню, я увидел на дороге четырех пеших.

Впереди шла моя старая варварка в бурой рубахе и железном ошейнике, за ней трое мужчин. Один пожилой, в такой же бурой рубахе и тоже в ошейнике – должно быть, раб-старожил, о котором она говорила. Второй молодой, крепко сбитый, в ошейнике и кожаной повязке на бедрах. Он шел с открытым ртом, где недоставало зубов.

Я не говорил тебе, Удрог, что у Намука была такая же привычка – разевать рот? На миг я принял этого молодого раба за Намука, которого вели ко мне старик со старухой. Иллюзия была столь сильна, что я замахал рукой и поспешил ему навстречу, ухмыляясь как недоумок, но тут же подумал: да нет же, Намук – не молодой раб, а старый! Старуха скрывала это, чтобы приятно меня удивить. Потом я, конечно, опомнился и почувствовал себя полным ослом. Старуха сказала, что старик пробыл здесь двадцать лет, – значит, он пришел сюда через шесть лет после меня. Он улыбался, показывая длинные желтые зубы, я пытался улыбаться в ответ.

Старая рабыня тем временем поведала, что старика зовут Мирмид, молодого – Фейев, а ее – Хар-Ортрин. Фейев явно был туповат, но обладал красивыми светлыми глазами в обрамлении темных ресниц. Третий мужчина, без ошейника, в кожаной набедренной повязке, как и Фейев (и не менее грязный), стоял в стороне. Я с удивлением понял, что это стражник.

«А я буду Ириг, мой господин, – представился он, ударив себя в лоб кулаком. – Вольный слуга императрицы, великодушной владычицы нашей!»

Мне и теперь мерещилось, что Фейев – это Намук, а Ириг – вылитый стражник, который когда-то вел нас сюда, хотя тот мне плохо запомнился.

В честь грядущей церемонии и грядущей свободы сегодня они не работали.

«Надеюсь, вы не против, что я привела их, мой господин, – сказала Хар-Ортрин. – Вы такой добрый для великого человека, да и сюда приехали ради нас, и с Мирмидом хотели поговорить – он ведь здесь дольше моего. А парню полезно будет послушать про место, из которого он завтра уйдет навсегда».

«Вот и славно. – Я с улыбкой показал на поваленное дерево, поперек которого лежало другое, срубленное. – Сядем и потолкуем».

Мы сели. Начиналось все хорошо.

«Хар-Ортрин сказала, что показывала вам, где был ваш бывший барак, но он был вовсе не там! – сказал Мирмид. – Он стоял по другую сторону от казармы, где раньше жили стражники, а теперь мы живем – и сгорел за год до того, как сюда пришел я. Страшенный, говорят, был пожар! Никто не знал толком, сколько рабов в нем погибло. Уцелевшие втихомолку шептались, что это недосмотр был, а то и поджог.

Поджарились люди заживо в набитом соломой хлеву. Когда меня пригнали сюда, развалины еще не совсем заросли. А там, на склоне, где показывала она, были временные постройки, поставленные после пожара – в одной из них я и жил. В то время как раз закрыли три больших штольни, где вы, должно быть, работали, и открыли другую, поменьше. Но добыча там была так себе, и решили закрыть весь рудник. Хибары наши снесли, рабов большей частью на запад продали – осталось нас всего человек двадцать пять. Привели к нам Хар-Ортрин и еще нескольких женщин, чтоб убирали и стряпали: камень-то не добывали уже, только присматривали за шахтой. А теперь нас и вовсе трое…»

Его рассказ кое-что прояснил.

В бытность мою офицером я узнал о пожаре на руднике от жителей пустыни в тяжелых одеждах, с медной проволокой в ушах. Но это было давно и выветрилось из памяти.

Значит, мой барак и верно стоял по ту сторону от казармы – но я все равно не узнал бы этого места, ведь там теперь вырос лес.

Я все смотрел на молодого раба: вправду ли этот губошлеп, ковыряющий кору грязными пальцами, похож на Намука? По возрасту он был ближе к Варху, и все же… Спросить бы Мирмида и Хар-Ортрин – или Ирига, если на то пошло, – не знают ли они, что сталось с Намуком. Уцелел он при пожаре? Был продан? Может, кто-то из них знает даже, где хоронили рабов? Но я не решался спрашивать, как прежде не решился войти в незнакомую мне деревню.

Фейеву не нравилось мое пристальное внимание. Я перестал смотреть на него и стал расспрашивать, откуда они и что делали все это время на руднике. Мы потихоньку осваивались друг с другом – трое рабов, стражник и императорский министр.