Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

– Да, дружба у нас давняя, хоть ты и злишь меня то и дело. И просто так ты от меня не отвертишься. Десять лет назад я положила много трудов на то, чтобы сделать книгу из моих математических методов и основанных на них переводов – а незнакомый, но симпатичный мне автор написал на ее основе три своих книги. Ты же благодаря ей стал третьим по старшинству на раскопках стоимостью сто пятьдесят тысяч долларов, что вызывает интересные ассоциации между ними и тем, что еще недавно считалось второстепенным активным текстом. Речь, конечно, не о Дилэни, а о Кулхаре. Не сомневаюсь, что вы с Уэллманом напишете об этих раскопках парочку собственных книг. Да, я рада, что мой труд лег в основу того и этого, – не забудь об этом, пожалуйста, когда будешь писать свою книгу. Но если бы я все же встретилась с Дилэни, то непременно спросила бы, что он думает о ваших здешних находках. И он бы, наверно, ответил, что они интересны, но это все, что он может сказать, поскольку все его книги написаны до начала раскопок. Примерно о том же я спрашиваю тебя: что думаешь ты о его работах? И удивляюсь, потому что ждала совсем не такого ответа.

– Вот как? Что ж, возможно, мы оба тебя удивим. Ты говоришь, что хочешь знать мое мнение, – действительно хочешь?

– Конечно!

– Уверена?

– Полностью.

– Так вот, в отличие от Уэллмана – который, когда ты показала ему утром книгу Дилэни, стал говорить, что это хорошая реклама для раскопок (не прочтя ни слова), – в отличие от него, я гей. Никогда особо не скрывал этого, тем более от тебя. То, о чем пишет Дилэни, мне очень близко… Я был в Нью-Йорке тем летом, когда все СМИ писали и говорили о СПИДе. Сидел у себя в отеле, дожидался рейса, чтобы лететь сюда, и смотрел «Твенти-Твенти». Там брали интервью у «живого скелета», который, как и Герб у Дилэни, умер на следующий день после выхода передачи. А до этого мне пришлось несколько раз съездить на метро в Вашингтон-Хайтс для отправки нашего оборудования, и я решил зайти в общественный сортир на остановке «Семьдесят девятая улица» – место весьма активного секса в то время, – поглядеть, что там делается. Учти, что обычно я в таких местах не бываю. Триста контактов в год? Господи, да для меня три за последние пять и то оргия. Я просто хотел понаблюдать, как ученый, что там происходит на фоне этой шумихи. Представь себе эту дыру: облупленные стены, асбестовые трубы, дневные светильники прошлой эры и кабинки без дверей, с одними перегородками. Между первым и вторым моим визитом туда кто-то залепил гипсом все унитазы и писсуары – не тронули только длинную раковину, которая тут же наполнилась мочой, фекалиями и туалетной бумагой.

Кто мог это сделать? Разгневанные натуралы, чтобы вывести из строя притон извращенцев? Или доброхоты, чтобы понизить число заражений СПИДом?

Однако сексуальной активности это не пресекло, и по назначению, что показывало состояние пола и раковины, туалетом пользовались по-прежнему – но через несколько дней его насовсем закрыли. Про массовые убийства даже и говорить не хочу. Вот как выглядел в то время Нью-Йорк, вот что я думал найти в его «карнавальном» изображении. И еще – нет уж, дай мне сказать. Почему он не пишет о попытках закрыть бани для геев, о преследовании геев-бизнесменов и даже натуралов, владевших гей-барами? Или взять психотерапевта и бухгалтера, упомянутых им: сколько пациентов, сколько клиентов у них осталось за шесть месяцев, за шесть недель, за шесть дней до смерти, когда они были еще в силах работать, но все уже знали, что у них СПИД? Вот что я хотел бы знать, не говоря уж о клиентах Ферона. И это заявление на Мосту Утраченных Желаний… «у меня есть любовник»! Как бы не так. Простите великодушно, но ни у меня, ни у семи из восьми знакомых мне геев любовника нет! Понимаешь ли ты, что означают облавы в банях Сан-Франциско или полицейский рейд в нью-йоркском клубе «Шахта»? Об этом писали все гей-издания, когда я там был. Это сложная политическая ситуация, затрагивающая тысячи, если не миллионы геев и миллионы гетеросексуалов; люди пишут статьи и письма, отстаивая разные точки зрения; писатели, имеющие больных СПИДом любовников, высказываются против закрытия бань, а официальные источники, пользуясь замешательством, в очередной раз дают указания, как нам, геям, следует и не следует жить. «Аллегория»! Расскажите кому другому! Настоящей аллегорией был бы взвод императорских гвардейцев, разрушающих мост как источник заразы, – и реакция на это всех остальных, от торговцев и покупателей, не могущих попасть на свой Старый Рынок, до завсегдатаев самого моста, желающих быть свободными в своем выборе…

– Керми, – прервала Лесли, – он, может, и не пытался представить в виде аллегории конкретную политическую ситуацию. Может, он просто показывает, что чувствовали люди в то время, какую бы сторону, в политическом смысле, они в конце концов не избрали.