Побег

Беспалый решил отправиться к себе в общежитие, переодеться в цивильное и пойти погулять в парк Горького. А ближе к вечеру ему предстояла еще одна любопытная встреча — с «Колей», Николаем Ивановичем. К ней надо было хорошо подготовиться. Ясно, что Коля будет задавать примерно те же вопросы, что и Артамонов, вот только отвечать на них, видно, придется по-другому. Совсем по-другому…

ГЛАВА 28

Он проснулся и не сразу открыл глаза. Сначала мысленно обследовал каждый закоулок своего — точно чужого — тела. Веселое солнце в упор било сквозь тюлевую занавесочку на окне. Он зажмурился. Душистый пододеяльник щекотал ноздри. В воздухе пахло сушеными травами. Он не был силен в ботанике и вряд ли смог бы отличить по запаху одну лесную траву от другой. Пахло как будто бы багульником.

Он шевельнул рукой — и застонал. Правый бок пронзила режущая боль. Над головой справа раздался шорох. Он повернул голову и увидел молодую женщину. Нахмурив лоб, он попытался вспомнить ее имя. Ну да, Елена. Елена поила его, растирала горячими тряпочками, делала уколы… Воспоминание об уколах тотчас вызвало из глубин памяти мысли о других уколах — мучительных, страшных, после которых все тело ломало, точно в стальных тисках, и нестерпимая боль когтями драла каждую мышцу. Но ее уколы были не такие — они давали покой, приятную легкость и возвращали ему силу.

Он никак не мог вспомнить, сколько ни силился, как очутился в этой уютной, чистенькой, ароматной комнатке деревенского дома. И не мог никак вспомнить, видел ли кого здесь, кроме этой молчаливой, заботливой молодой женщины. Кажется, был дед. А может, это во сне?…

— Вы проснулись? Доброе утро, — мягко и ласково произнесла она, подойдя вплотную к кровати.

— Доброе… — выговорил он с трудом. Женщина улыбнулась.

— Ну вот, наконец-то. За неделю первое слово произнесли.

— Неужели за неделю? — Он попытался подняться, но снова застонал. Огненный язык боли облизал правый бок и плечи. Это что еще?

— Что там? — спросил он слабым голосом, мотнув головой в сторону правого бока.

— Там у вас рваная рана. От когтей — то ли звериных, то ли человеческих — так дед говорит.

Ага, значит, был дед, — подумал он, но на всякий случай переспросил:

— Какой дед?

— Мой дед. Мы с ним тут вдвоем живем. — Он приподнялся.

— А где я? Как я тут оказался? — Елена присела на край кровати.

— Владислав, может быть, вы сначала сами скажете, как вы оказались в наших краях? — Он вздрогнул.

— Откуда вы знает мое имя?

— Вы бредили. Почти неделю. В бреду назвали себя. Вы Владислав. Верно?

Варяг так и подскочил, стиснув зубы от боли в боку.

— Верно. А что я еще в бреду говорил? — Она пожала плечами.

— Да так, какие-то бессвязные вещи. Вспоминали Вику. Потом Светлану. По-английски говорили. Потом, извините, несли сущую околесицу о каких-то пузырях и ангелах — я не поняла. Дед мой даже решил, что вы уж и не оправитесь. Вы крещеный?

— А что? — и Варяг вдруг вспомнил, что ведь он и в самом деле крещеный. Да что толку! Он и в церкви-то за всю жизнь был раз пять, не больше, и то из любопытства, а не по зову души. — Крещеный. Но неверующий.

— Это как же так? — искренне изумилась она. — Чтобы крещеный, да неверующий. Вы что же, грешник великий?

Он не ответил. Упал на подушку и закрыл глаза. Елена с интересом рассматривала его лицо, которое вот уже неделю пытливо изучала, стараясь разгадать загадку так заинтриговавшего ее незнакомца. Дед сказал, что, судя по ране, очень похоже на то, что его порвала рысь и, видно, пришел он издалека, с востока. Или с юга.

Скрипнула дверь в сенях. Дед пришел.

Елена встала и вышла в горенку. Потап вернулся из леса со своим старым ружьишком.

— Ну что, болезный не пришел в себя? — спросил Потап.

— Пришел. Вот только что поговорили… — Потап заметно оживился.

— Да что ты? Ну и о чем же?

— О том, кого он в бреду вспоминал.

— Ага! — Потап глянул на Елену. — Пойду-ка я к нему, попробую побеседовать. А ты нам не мешай.

Потап вошел тихо в спальню и притворил за собой дверку.

Он давно ждал гостя от Муллы. Но гость должен был прийти дней на пять раньше. И к тому же со стороны Голой скалы, а не наоборот. Да непременно в солдатской одежде, которую он, Потап, для него загодя раздобыл в Северопечерске у верного человека и оставил в дупле вместе с мешком еды.

Но тот, о ком писал ему в ксиве старик Мулла, не пришел. Что с ним сталось, Бог весть. Может, передумал, может, не добрался и сгинул по дороге. Этот, раненый, на него вряд ли похож. Пришел совсем с другой стороны, одет во что-то непонятное, да и пистолета при нем никакого не оказалось — значит, тайника у Голой скалы не посещал. Но то, что беглый, — это очевидно. Тут Потап не сомневался. Он беглых на своем веку повидал немало. Километрах в двадцати к востоку от скита была небольшая колония, наполовину пустая. Может, оттуда пришел. А может, вообще залетный из дальних краев…

Потап тронул больного за плечо. Тот открыл глаза.

— Здравствуй, голубчик. Как здоровье?

— Спасибо, отец, вроде оклемался.

— То-то и вижу. А был ты почти что при смерти. Как мы тебя с Ленкой дотащили сюда — сам не пойму.