Два полка поднялись, как один человек, и бросились в контратаку. Джон Макграт, необстрелянный новобранец из трущоб Глазго, не слышал свиста пуль, не видел ничего, кроме этих проклятых французов, их ошеломленных лиц с широко раскрытыми в беззвучном крике ртами. И слева, и справа от него другие английские солдаты неслись вперед, кричали, кололи, парировали удары противника. Джон споткнулся, упал, поднялся и снова упал. Неожиданный удар смял редкую, неорганизованную цепь французов. Все рубили и стреляли, кололи и топтали упавших противников ногами, смерть неслась широким потоком. Сержант Гурмелен оказался в самом центре схватки. Двое его товарищей упали бок о бок, оставив во французской цепи широкий, зияющий разрыв. Гурмелен, чье лицо было черным от порохового дыма, бросился в этот разрыв, закрыл его собой. Красномундирники неслись вперед, стреляя на бегу. Гурмелен увидел, как французская цепь заколебалась и рассыпалась. Он почувствовал сильный удар в грудь, рухнул на колени и тут же ощутил во рту острый привкус крови. «Значит, я умру?» Собрав последние силы, он забил в ружье заряд, закатил пулю. «Цель, Господи, дай мне цель.» Его молитва была услышана, впереди показалась фигура верхового офицера... Тяжело раненный французский солдат тщательно прицелился и спустил курок.
Потерявший седока конь шарахнулся в сторону. Генерал Пиктон был мертв. Остатки батальонов д’Эрлона бежали, сержант Гурмелен, получивший колотую рану в грудь, лежал в окружении мертвецов[102]. Все плато было усеяно убитыми и ранеными, англичанами и французами, их кровь впитывалась в обильную, плодородную почву, яркими пятнами окрашивала вытоптанную пшеницу. Умирал английский мальчишка, рядом с ним бормотал свое последнее слово француз с жуткой штыковой раной. Лейтенант сидел на земле, пытаясь остановить кровь из обрубка руки — картечная пуля начисто срезала ему кисть.
— Гоните их! — бесстрастно приказал командир английской кавалерии. Лорд Аксбридж бросил в сражение кавалерийские бригады генералов Сомерсета и Понсенби. Те разрезали толпу беспорядочно бегущих французов, сбили французские заставы — и безнадежно оторвались от своих войск. Аксбридж увидел грозящую опасность и приказал трубить отход, но бешеный бросок английских конников было уже не остановить.
До этого момента полковник Мартигью и его уланы не участвовали в сражении. С криком: «Vive l' Empereur!» они ударили во фланг «Серых шотландцев» Понсенби. Понсенби отбился от своей бригады, пол-дюжины уланов устроили за ним самую настоящую охоту и под конец пронзили генерала тремя пиками[103]. В тот момент они даже не догадывались, что убили такую крупную птицу. Вскоре вся английская кавалерия обратилась в паническое бегство. «Сумей мы собрать организованный отряд в сотню человек, нам, пожалуй, удалось бы отступить достойным образом и с много меньшими потерями. Однако мы оказались так же беспомощны перед атакой французов, как их пехота — перед нашей.» В организованной Аксбриджем атаке почти впустую погибла значительная часть английской кавалерии. Общая численность бригад Сомерсета и Понсенби составляла 2407 человек, 1058 из них остались на поле боя[104].
Наполеон чувствовал, что время поджимает. Пруссаки подходили и подходили, с каждой минутой их становилось все больше — а от Груши ни слуху, ни духу. Ла Э-Сент так и не сдалась Нею, но мысли маршала переключились уже на другую, более высокую цель.
Центр английской обороны так и не был взломан. Чрезмерно себялюбивый, Ней не мог допустить, чтобы главным триумфатором этой битвы оказался кто-то другой. Нет, он и только он нанесет решающий удар. С такими мыслями в голове Ней подскакал к
Нею действительно предстояло изменить историю — только несколько иначе, чем он планировал. Он совершил ошибку, довольно обычную для прирожденного кавалериста,— пошел в атаку без пехотной поддержки. Он как никто умел водить в стремительную атаку свою элитную кавалерию, а что касается пехотной поддержки, этим скучным делом всегда занимался кто-нибудь другой. Маршал совершенно упустил из внимания тот факт, что на этот раз он командует не кавалерией, а всем флангом, что пехота не двинется с места, если он ей того не прикажет. Он был кавалеристом, пехота не попалась ему на глаза, и он начисто о ней забыл. Двенадцать свежих батальонов Рейля, стоявшие наготове в некотором удалении от корпуса Мило, так и не получили приказа оказать кавалерии поддержку. Судьба сделала свой выбор.
—